Тор ускоряет темп, уже просто откровенно дроча, задевает тонкие, едва видные венки, сжимает, гладит... Проводит пальцем по узкой щелочке, чуть щекочет. И Локи, наконец, сдавленно стонет. Худые пальцы слабо вцепляются в простынь.
Бог Грома шепчет какую-то чушь, обхватывает губами мочку холодного уха брата, чуть посасывает. Целует висок, щеку...
Трикстер оборачивается, смотрит затуманенными глазами. И внезапно чуть двигает бедрами, трется о пах старшего. Тор мучительно стонет и прикрывает глаза. Сам подается вверх, даже через слои одежды ощущая гладкость кожи брата. Наверняка это просто тактильное воспоминание. Но перед глазами вдруг встает фигура трикстера, мучительно выгибающаяся под ним, его стоны, закушенная губа и мягкая, гладкая... О, боги! Судорога сводит внутренности, перед глазами темнеет, и Тор буквально взрывается оргазмом.
...разум частично возвращается только тогда, когда трикстер, хрипло выдыхая, слабо толкается в его замершую руку. Тор вздрагивает, прижимает хрупкое тело к себе и виновато шепчет:
– Прости...
И снова набирает темп, наслаждаясь тихими стонами брата.
Надавливает на головку, чуть мнет в пальцах, случайно задевает кожу ногтем. И Локи, вдруг как-то жалобно вскрикивая, кончает.
Тор обтирает руку об уже безнадежно испорченную простынь, гладит худое бедро трикстера, стирая белые капли, и целует в губы.
– А ты?.. – Локи куда-то судорожно дергается, – ты ведь...
– Я уже... – смущенно бормочет Бог Грома и обнимает младшего крепче.
Локи затихает, напряженные мышцы расслабляются.
– Красивый... – почти неслышно шепчет маг, поднимая уголок рта в подобии улыбки.
– Кто? – Бог Грома отодвигает Локи от края постели, заляпанного красными пятнами и спермой, и подкладывает поудобней подушку.
– Ты... красивый, – трикстер с трудом поднимает худую руку и касается лица брата, – я не замечал.
Тор молчит. Такое ему говорили не раз, но из уст младшего это звучит, как присвоение второго божественного титула, не меньше.
Гладит пальцами хрупкое плечо, целует холодную кожу.
– Все будет хорошо? – тихо спрашивает Локи, роняя руку на кровать.
– Конечно, брат. Все будет хорошо. – Уверенно врет Тор, ненавидя себя за это, и заправляет за ухо мага черную прядь, упавшую на лоб, – отдыхай.
Трикстер тихо всхлипывает и закусывает губу.
– Ты чего? – испуганно спрашивает Бог Грома, – тебе плохо?
Плохо... да, пожалуй.
– Да... – выдыхает Локи, – мне страшно... Все исчезает... Пожалуйста, не уходи!
– Куда я уйду? – Бог Грома поворачивается на бок и его лицо оказывается совсем близко от лица трикстера, – как я могу уйти, братишка?
– Холодно... – озвучивает маг, – Тор, я не чувствую себя... Что это?
– Иди сюда, – шепчет громовержец, и обнимает младшего, – тебе будет тепло.
– Совсем скоро... – Локи смотрит в кажущийся полупрозрачным потолок, пытаясь убедить себя, что все вокруг настоящее.
Тор вздрагивает и сильнее прижимает младшего к себе, прикасается к губам и просит:
– Локи, не надо. Этого не случится... Ты ведь не бросишь меня?
Бог Грома заглядывает брату в лицо и пытается найти там хотя бы тень жизни. Боги... Только не сегодня. Пожалуйста! Пусть его Локи побудет с ним хотя бы еще немного. Хотя бы день...
– Что я могу сделать для тебя? – в который раз спрашивает Бог Грома, – чего тебе сейчас хочется?
Трикстер долго молчит. И когда Тор уже почти забывает, что задал вопрос, маг разлепляет спекшиеся губы и выговаривает:
– Тебя... рядом. Всегда.
– Так и будет, – сглатывая слезы, хрипло выдавливает громовержец.
– Нет... – выдыхает Бог Безумия, – не надо... Не смей плакать...
Тор чуть приподнимается, нависая над братом, и целует. Может, это и не самое правильное, что нужно сейчас сделать, но что он еще может?
Локи почти не отвечает, просто чуть приоткрывает рот и пытается обнять старшего. Тор чувствует его слабые холодные руки, маленькие засохшие ранки вокруг губ.
– Жаль, что я... не могу дать тебе больше, чем поцелуй... – грустно шепчет маг, – прости...
– Мне хватает, Локи, – Бог Грома укладывает брата на спину и укутывает одеялом, – хватает того, что ты есть. Попробуй уснуть.
Глава 21. "Наедине с пустотой".
Чтобы почувствовать атмосферу, советую включить Antimatter – Epitaph, но не на полную громкость, а тихо, едва слышно.
Тьма. Холодно. Тусклый молочный свет пробивается сквозь щель между шторой и стеной, падает на одеяло. Может, там луна?
Трикстер с трудом поворачивает голову и смотрит на расслабленное во сне лицо брата. Светлые волосы разметались по подушке, под глазами залегли тени.
Где бы Локи сейчас был, если бы не он? Умирал в ледяной камере, надо полагать. Тор сделал все, что мог. И что не мог – тоже.
Локи в который раз задается вопросом о том, насколько же надо любить, чтобы проводить столько времени с умирающим. Делать для него все. Исполнять любое желание, а себе отказывать во всем. И на душе становится почему-то тепло, кому-то Локи еще нужен, кто-то любит его. Если бы трикстер мог, он бы сказал это все брату. Сказал бы, как любит его. Но старший не спал больше суток, и если бы трикстер и мог что-то сказать, то не стал бы будить Тора.
В груди будто неподвижный ледяной камень. Царапает острыми краями, давит. Это больно. Дышать получается через раз и каждый вдох – новая боль. Шею будто пережимает невидимый широкий обруч. В глазах пятна, какие-то смутные тени... И этот холод! Он вокруг, внутри. Комната истончается, становится какой-то нематериальной. Медленно покачивается, будто затягивает. Дышать все труднее, виски ломит, а тела будто нет. Страшно...
Мир разваливается. Разлетается на куски в полной тишине. Осколки выбитых окон хлещут по щекам, рассекая кожу – но уже не больно. Он не чувствует.
Если так подумать... он ведь самое натуральное ничтожество. Может... может, ощущение разрушения – просто глюк? Может, все уже в руинах, а это все – фантом? Может и так.
Когда из головы исчезают все мысли – приходит пустота. Страшная черная пустота. Она выпивает душу, иссушает все чувства. Тьма. И свет исчез. Его нет. И не будет больше. И нет выхода. Нет надежды. Нет конца туннеля. А свет, что брезжил, казалось – мираж. Насмешка кукловода. И тишина. Оглушающая пустая тишина. Давит.
Каждый вдох – будто Сизиф катит камень в гору. И хриплый выдох. Вдох... и выдох. Тьма вокруг. Она везде. От нее не убежать! Не скрыться! А увидь он свет - пошел бы он к нему? Смог бы? Смог бы выползти?