— Я не имею в виду розыгрыш, — ответил Фридрих. — Хотя и такое бывает. Просто «забрали» еще не означает арест. Их могли вызвать для дачи показаний или для профилактической беседы. Обычно, правда, в таких случаях просто шлют повестку, но, возможно, в ком-то взыграло служебное рвение... Еще бывает такая штука, как превентивное задержание, на несколько часов или, максимум, дней. ДГБ применяет такое, когда хочет предотвратить какую-нибудь громкую несанкционированную акцию. Если ваши товарищи планировали что-то подобное — скажем, протесты против визита какой-нибудь важной шишки из Райха — то это вполне вероятно.
— Да вроде нет, — пожала плечами Марта, и Фридрих, внимательно наблюдавший за ее лицом, сделал вывод, что она не лжет. — Во всяком случае, мне о таком не говорили.
— Ну если нет, тогда, возможно, с ними уже побеседовали и выпустили. На вашем месте я бы позвонил сейчас и проверил. Для начала — кому-нибудь из рядовых членов движения, их отпускают раньше других.
— Думаете? — она покосилась на Власова с сомнением.
— Едва ли сам этот звонок повредит вам или ему. Поинтересоваться «как дела» — это не нарушение закона. А иначе откуда мы узнаем, насколько все серьезно?
— Вообще-то я... оставила свой целлен, — призналась Марта слегка смущенно. — Я слышала, что по ним можно определить местоположение...
— Можете воспользоваться моим, — любезно предложил Фридрих, протягивая трубку. При этом он, конечно, не забыл активизировать режим записи звонка.
Марта без дальнейших колебаний набрала номер.
— Алё, Вадик? Ты дома? Ой, как я рада! — защебетала она по-русски. — А я думала, тебя... Да? И что им было нужно? Не может быть! Да они врут! Ну и что, что фотографии? Их подделать в том же «Фотоверке»... Нет!
К концу разговора радость Марты, обнаружившей, что неведомый Вадик дома, а не в подвалах здания на площади Освобождения, полностью улетучилась. Девушка с самым мрачным видом молча вернула целленхёрер Фридриху.
— Так что там с вашими друзьями? — прервал тягостное молчание Власов.
— Вы правы — пока это был только допрос. Во всяком случае, Вадима отпустили под подписку о невыезде... Они говорят ужасные вещи. Что Андрей, ну, один из наших... что он — преступник, сообщник бандитов, торгующих тяжелыми наркотиками, и что этой ночью его убили в Бурге на rasborke. Теперь они проверяют всех, кто был с ним как-то связан... Ведь это же неправда? Они сами его убили, а списывают на бандитов!
— А что вас так удивляет? — возразил Фридрих. — Разве ваши товарищи не ратуют за легализацию наркотиков?
— Ну так сначала же легализовать надо... и потом, речь только о легких... и вообще, это еще спорный вопрос — мне, скажем, эта идея не нравится... Но бандиты, уголовники — это наверняка вранье, гэбэшники любят в последнее время шить политическим уголовные статьи...
— Мертвецу статью не пришьешь, и показаний с него не получишь. Видите ли, любая полиция в мире, хоть криминальная, хоть политическая, старается взять подозреваемого живым. Исключение — разве что маньяки-одиночки в странах, где отменена смертная казнь. Таких, бывает, полицейские убивают при задержании сознательно, понимая, что законным путем наказать душегуба по заслугам все равно не получится. Но здесь не тот случай, не так ли?
— Ну, если у них не было достаточных улик против него... — неуверенно произнесла Марта.
— Можете мне поверить, они у них были. Вообще-то они были даже у вас, но вы предпочитали их не замечать. Андрей Грязнов был ненамного старше вас, но ведь ни вы, ни другие ваши сверстники, ведущие честную жизнь, не разъезжают на «Запорожцах»?
Марта испуганно отшатнулась к дверце.
— Откуда вы... Вы тоже один из них! Наши были правы!
— Ну да, конечно — ДГБ завербовал меня прямо в Берлине, — усмехнулся Фридрих. — Беда либералов в том, что они мыслят штампами, причем даже не пытаясь их осмыслить. Как по-вашему — будь я агентом спецслужб, стал бы я говорить что-то, способное вызвать ваше подозрение? Да и зачем бы мне вообще понадобилось разыгрывать перед вами спектакль? Разве вы сообщили мне сейчас что-то такое, что не было известно ДГБ?
— Хм... — смутилась Марта, — вообще-то вы правы, но...