— И оказывал вам кое-какие услуги, не так ли?
— Без комментариев, — ответил со смешком майор.
Вот, значит, как, подумал Власов. Игры в сотрудничество кончились, в них уже нет нужды? Или просто Никонов решил, что давно не получал ничего взамен?
— Значит, вы остаетесь в Петербурге отслеживать дело Гельмана? — спросил Фридрих вслух.
— Нет. Генерал потребовал моего возвращения в Москву.
— Прямо в выходной день? — усмехнулся Власов.
— Ну вы ведь сегодня тоже не на прогулку собираетесь, — столь же саркастически ответил Никонов. — Кстати, вы приняли решение по операции против Спаде?
К отчету, отправленному Мюллеру, Фридрих присовокупил и этот вопрос. Но шеф все еще не откликнулся...
— Это зависит не от меня, — честно ответил Власов, хотя сильно сомневался, что получит санкцию — да и не рвался ее получить. Все-таки захват бандитов — это не его профиль, а каждый должен заниматься своим делом. Да и Спаде, похоже, все же не имел отношения к политике и интересующим его темам.
— Осталось меньше девяти часов, — напомнил Никонов.
— Я знаю. И не сомневаюсь, что у крипо уже есть план операции — как с моим участием, так и без такового. Я ведь с самого начала ничего не обещал.
— Ну что ж... — майор, как видно, собирался прощаться, и Фридрих решился. Все его подозрения, что Никонов скорее противник, чем союзник, оставались в силе — и даже укрепились в свете новости о возвращении майора в Москву. Если вчера Никонов пытался подтолкнуть его к возвращению в российскую столицу, то неудивительно, если он и сегодня продолжит в том же духе, чтобы Власову не вздумалось вернуться в Бург. Срочный приказ Бобкова говорил о важности готовящегося здесь — но был ли этот приказ в действительности? И все же Фридрих решил задать интересовавший его вопрос. В конце концов, ответ может быть перепроверен через то же крипо, хотя это, очевидно, потребует волокиты с официальным запросом...
— Да — вам ведь уже сообщили о найденном вчера трупе Максима Кокорева? — осведомился Фридрих как ни в чем не бывало.
— Еще один труп? — в интонации не чувствовалось сильного удивления; впрочем, Никонов и не походил на человека, способного громко изумляться. — Похоже, в последнее время вокруг вас их образуется слишком много. Такими темпами придется признать главным подозреваемым вас, — усмехнулся майор.
— Или вас, — в тон ему ответил Власов. — Во всяком случае, кого-то из вашего ведомства. Сначала Гельман, потом Кокорев... точнее, по хронологии было наоборот. Кокорев был убит третьего или четвертого февраля.
— А, так вот почему вы считаете, что я должен об этом знать. Этот Кокорев сотрудничал с Департаментом?
— В свое время да. Так вам о нем неизвестно?
— Ну, если вы думаете, что мы отслеживаем судьбу каждого доносчика...
— Так вы все-таки знаете, что он доносчик!
— Просто предположил, — спокойно ответил Никонов. — Чаще всего малоизвестные люди сотрудничают с нами именно в такой форме.
— Кажется, вы относитесь к сознательным гражданам без особого почтения, — констатировал Фридрих.
— Уфф, — вздохнул майор. — Тут сложно. Это у вас в Дойчлянде все просто — если человек информирует власти о нарушителе порядка, он исполняет свой гражданский долг, и никаких претензий морального толка к нему быть не может в принципе. Они были бы, если бы он этот долг не исполнил. Это даже у атлантистов так, что так шокирует наших диссидентов, когда они туда попадают. А в России... с одной стороны, формально все так же, а с другой, детей с малолетства учат, что ябедничать — плохо... даже пословица есть: «Доносчику — первый кнут»... Возможно, виновато инородческое засилье, которое в нашей истории бывало в разных формах, начиная с татар — а с точки зрения некоторых, и с варягов... русский человек воспринимает власть как нечто чужое и враждебное, хотя в то же время и слишком могущественное, чтобы сопротивляться открыто...
— Но сейчас-то у власти не инородцы. И негоже человеку вашей профессии поддерживать предрассудки, — холодно заметил Власов.
— Ой, да вы бы почитали эти доносы! — оправдывающиеся нотки в голосе майора сменились брезгливыми. — Идейные там — большая редкость, уверяю вас. Чаще всего мотивы корыстные. В первую очередь — банальная зависть. То есть, в общем, понятно, что если есть в обществе такая установка, что доносить — плохо, то порядочные люди нам и не пишут, а пишут такие вот... что укрепляет стереотип... замкнутый круг получается... Так, — произнес Никонов уже другим, деловым тоном, — я сейчас как раз сижу перед рехнером и, пока мы тут болтаем, нашел этого Кокорева. Дело закрыто... нет, не в связи со смертью, а намного раньше, как не представляющее оперативного интереса. Даже не был присвоен оперативный псевдоним, видимо, разовый донос...