Целленхёрер запел «Песню летчиков». Номер не высветился.
Олег покосился на Фридриха недовольно — мол, нельзя ли перенести звонок на более подходящее время, нам важно поймать вора по горячим следам — но Власов всем своим видом продемонстрировал, что этот звонок слишком важен, и нажал кнопку приема.
— Херр Фридрих Власов? — осведомились в трубке. Голос был молодой, незнакомый. Произношение, пожалуй что, русское.
— Я, — ответил Фридрих сразу на обоих языках.
— Я майор Шульгин из криминальной полиции, получил ваш номер от Никонова из Безопасности. Руковожу операцией по освобождению заложников. Трубка, которую вам дали бургские коллеги, у вас с собой?
— Да.
— Включите ее, пожалуйста, и наберите известный вам номер. Продолжим разговор через нее.
Логично, подумал Власов: тем самым он получит гарантию, что действительно говорит с полицейским.
— Как я понял, вы не будете лично участвовать? — продолжил Шульгин, когда они вновь соединились.
— К сожалению, нет, — ответил Фридрих, хотя сожаления не чувствовал.
— Что ж, мы были к этому готовы. Даже подобрали сотрудника, похожего на вас внешне. Не идеально, конечно, но с хорошим гримом и на расстоянии...
— Не думаю, что у Матиаса была возможность меня разглядеть.
— Мы тоже так считаем, но береженого... Он еще не звонил?
— Пока нет.
— Когда позвонит, скажите ему, что деньги собраны. Пусть рассказывает план обмена. Постарайтесь подольше продержать его на линии.
— Само собой.
О случившемся с Эберлингом Власов рассказывать не стал — чем тут мог помочь Шульгин? — и двинулся за Олегом дальше в обход блинных рядов. Как Фридрих и ожидал, заметной пользы от этого не было. Несколько раз он всматривался во вроде бы похожие невзрачные лица, но всякий раз приходил к выводу — нет, не тот. Наконец, потратив уже, наверное, не меньше получаса, они вновь оказались возле павильона с так возмутившим Власова плакатом. Олег направился внутрь, и Фридриху ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Все столики были заняты, но не за всеми ели — должно быть, несколько человек зашли сюда просто посидеть и погреться, когда убедились, что не могут выйти с фестиваля. В гудении голосов не чувствовалось ни страха, ни особого гнева; общее настроение, надо полагать, было — «власть опять создает проблемы простому человеку, ну да не в первый и не в последний раз». Несколько лиц обернулись в сторону вошедших. И среди них Фридрих увидел искомое.
Мужичонка сидел в дальнем углу. Страха он тоже не показывал. Но, приглядевшись, Власов окончательно пришел к выводу — тот самый, и сообщил об этом полицейскому.
Олег тут же надел пытавшемуся возражать подозреваемому наручники и, подрядив семейную пару с соседнего столика в понятые, на месте произвел обыск. Бумажника у задержанного не обнаружилось. Обнаружился потертый рыжий кошелек, содержавший наличность на общую сумму 147 рублей 30 копеек.
— Это ничего не значит, — констатировал Олег. — Времени, чтобы избавиться от украденного, было достаточно.
Задержанного отконвоировали на место преступления, где уже окончился опрос «свидетелей», среди которых, как и предсказывал немолодой Алексеев, не нашлось никого, кто в действительности что-то видел. Мужичонка клялся, что ни в чем не виноват и видит потерпевшего впервые. Тут как раз подоспел кинолог с собакой; большой серый пес тщательно обнюхал Эберлинга, затем подозреваемого и, после некоторых сомнений, гавкнул, показывая, что контакт между этими людьми был. Задержанный признал, что, может, и толкнул нечаянно этого господина, в этакой толпе разве убережешься, но никакого бумажника в глаза не видел и вообще в жизни своей ничего не крал. Пока поручик отечески увещевал его облегчить вину добровольным признанием, а Власов подписывал свидетельские показания, кинолог со своим подопечным отправился обследовать урны и ящики для мусора на предмет выброшенного бумажника. Эти поиски увенчались успехом очень быстро: встав передними лапами на край ближайшей к месту преступления урны, пес опустил нос вниз и тут же уверенно залаял. Из кучи бумажных стаканчиков и скомканных салфеток был торжественно извлечен бумажник Хайнца — к сожалению, пустой.
— Ну правильно, — кивнул поручик, — это у них первое дело — сразу от улики избавиться... В последний раз по-хорошему спрашиваю — куда деньги дел?!
— Христом-богом, господин начальник, не брал я никаких денег, и бумажника не брал, приехал вот Москву на праздники посмотреть... — судя по документам, мужичонка был не местный, из Серпухова.