— Ну а что поделать, вы же не согласились доставить выкуп лично или поставить телефон на прослушку! — хотя полицейский и понимал, что Власов не обязан был это делать, в его голосе все же обозначилось раздражение.
— Да, конечно. Сам знаю — не стоит учить профессионала делать его работу. И все-таки позвольте еще вопрос — вы уверены, что сможете его взять, если он явится за деньгами не сам, а пришлет кого-то?
— Он придет сам, — отрезал майор. — Сто пятьдесят тысяч — немаленькая сумма, никому из своих он ее не доверит. Тем более, сейчас его фанду в тяжелом положении, что не лучшим образом отражается на лояльности, у бандитов и без того невысокой.
— Операция против Спаде? — спросил Эберлинг, когда Власов убрал обе трубки.
— Да.
— Все-таки, может быть, зря ты не согласился участвовать. Я не уверен, что русская полиция сработает, как надо. А эта Галле, возможно, последняя ниточка. Она знала про визит Ламберта.
— Слышала краем уха от Фишера, не более чем. Я уже выяснил у нее все, что она могла рассказать.
— Но она не просто знала, что некто важный летит в Москву. Она знала, что здесь произойдет какая-то сенсация...
— Сам визит такого деятеля в Москву — это уже сенсация. В любом случае, мне запретил Мюллер. Кстати говоря, а почему бы тебе не попытаться связаться с Ламбертом? Может быть, он все-таки согласиться выслушать старого знакомого?
— Я тебе уже говорил — ему нет до меня никакого дела. И уж если он задумал какую-то политическую комбинацию, то не стал бы слушать даже моего деда, если бы тот был еще жив. И если даже представить, что мне позволили бы переговорить с ним напрямую — это только ухудшило бы ситуацию. Если визит скрывали даже от Мюллера, значит, Клаус, мягко говоря, не очень доверяет нашей с тобой конторе.
— Пожалуй...
Беседуя таким образом, но так и не придя ни к каким практически полезным выводам, они, наконец, дошли до Крымской набережной. Гигантское чучело зимы было заметно издали; оно, обряженное в яркие аляповатые тряпки, казалось целиком сплетенным из пучков соломы, но на самом деле внутри, конечно, был деревянный каркас. Фридриху стало неуютно от этого зрелища; вспомнился американский фильм, где в подобном чучеле заживо сожгли главного героя, полицейского, явившегося спасать собственную дочь. А в итоге она-то, воспитанная сектантами, и поднесла факел... Политуправление охотно санкционировало закупку таких фильмов, равно как и гангстерских боевиков: пусть зрители Райха видят, какой в Америке мрак и ужас. Вот только сами американцы отнюдь не считают, что снимают компромат на себя, они считают денежки да радуются... Нет, конечно, никаких людей здесь завтра жечь не будут, но если напихать в чучело взрывчатки — рванет так, что мало не покажется.
Подойти к самому чучелу оказалось невозможным — пространство вокруг было огорожено проволочной сеткой, вдоль которой прогуливались скучающие полицейские. Фридрих предъявил удостоверение и поинтересовался, насколько безопасно запланированное мероприятие. Ему с ленцой и неохотой — мол, ты нам не начальство — поведали, что процедура отработана годами и поводов для опасений нет. Сетка и охрана нужны, главным образом, чтобы в чучело не забрались ребятишки, но, разумеется, и взрослым злоумышленникам ничего туда подложить не удастся. Начинавшаяся на безопасном расстоянии от места будущего аутодафе и уходящая двумя рядами вглубь парка выставка ледяных скульптур опасений тем более не внушала; Власов лишь обратил внимание на эклектичность тематики — патриотические свастики, орлы и даже ледяной PzKpfw IV в натуральную величину (в варианте с короткой пушкой) соседствовали с лешими, русалками и прочей нечистью из славянского фольклора. Может ли Ламберт заявиться смотреть на эти художества? Вот уж вряд ли.
— Куда он точно пойдет, так это вечером в Большой театр, — заметил Эберлинг, с которым Фридрих поделился этой мыслью. — Русские таскают туда всех высоких гостей в обязательном порядке. Говорят, некоторые из наших шишек уже видели «Лебединое озеро» по пять раз.
— Что, и завтра в программе тоже оно? Могли бы, в честь праздников, дать ну хотя бы Вагнера.
— Ехать из Берлина в Москву за Вагнером так же глупо, как ехать из Москвы в Берлин за Чайковским, — возразил Хайнц.
— В любом случае театр — неплохое место для покушения, — обеспокоено заметил Власов.
— Непроверенных людей в зале не будет. Нам с тобой, например, билеты не продадут. Русские многому научились с тех пор, как 80 лет назад у них в театре застрелили премьер-министра. Впрочем, и то убийство, как говорят, стало возможно лишь при попустительстве властей.