«Гуревич упустил свой шанс, — подумал Власов. — Ну, оно и к лучшему.» Вслух он, однако, сказал:
— Знаешь, есть такая русская пословица — «не говори «гоп», пока не перепрыгнешь»...
— Ты прав, конечно. Но будем надеяться — на сей раз не сорвется.
— Я могу чем-то помочь?
— Пока нет. Дам знать, если что.
Вскоре они расстались — Эберлинг сел в оставленную на подъезде к Новому Арбату машину, а Власов пошел в свой Трубниковский. Фридрих испытывал странное чувство. С одной стороны, если Зайна возьмут, теракт, очевидно, будет сорван — а после допросов потянутся нити и к его организаторам. Так что можно, вроде бы, просто расслабиться. С другой стороны — его собственное расследование так и не привело к конкретным результатам. Он по-прежнему не знает, кто убил Вебера и почему. И ведь теоретически может оказаться, что Мюллер был прав, заставив его и Хайнца работать автономно, и Зайн и смерть Вебера — это действительно две разных темы. Вряд ли совсем уж никак не связанные, но...
Он думал об этом, подперев голову руками перед включенным нотицблоком. Затем вновь принялся рассматривать свою схему с овалами и стрелками. Его не покидало ощущение, что он упускает что-то совсем простое. Что-то, возможно, давно ему известное, но на тот момент не привлекшее внимание... Хотя, конечно, это могло быть и ложное чувство, возможно даже (с неловкостью признал Фридрих) — порожденное завистью к успеху друга...
Запел целленхёрер. Власов уже привычным движением достал обе трубки.
Но это был не Спаде. Это оказалась Берта Соломоновна.
Kapitel 53. Вечер того же дня. Москва, улица Бутырский Вал, д. 8а, кв. 23.
Езда по городу, одни улицы которого были перекрыты из-за праздников, а другим по той же причине пришлось принять на себя двойное бремя автомобилей, не доставила Фридриху никакого удовольствия. К тому времени, когда он, наконец, выбрался из машины на Бутырском валу, солнце уже скрылось за домами, и утренние намеки на весну бесследно развеялись. Московская погода напоминала теперь политику польского ландтага по отношению к официальному Берлину: по отдельности придраться вроде бы и не к чему, но в целом — скверно. Так и здесь: ветра не было, белая гадость с неба не сыпалась, даже предательского льда под ногами на расчищенном дворе не ощущалось, и тем не менее, на улице было на редкость неуютно. Возможно, причиной тому был ранний вечер, тёмное небо, которое с запада уже вновь начали затягивать тучи, и очень редкие огоньки в окнах. Во всяком случае, дом 8а был тёмным практически полностью. Горело только несколько окон на верхних этажах, и это были не окна квартиры старой Берты.
Отыскивая на домофоне кнопку вызова консьержки, Власов думал, станет ли старуха говорить о заложниках. Во всяком случае, главной темой встречи это точно не будет. Всю информацию о происшествии, в том числе и показания самой Берты, Власову предоставили русские безопасники. Фридрих просмотрел их вполглаза: никакой оперативной ценности они уже не представляли... Кстати, дело, надо полагать, уже завершено. За последние два часа Спаде так больше и не звонил — видимо, его взяли в поезде или прямо на вокзале. Почему бы и нет? Там имеются видеокамеры, а внешность Спаде известна. Даже забавно, если он попался так просто... вероятно, он маскировался, но недостаточно успешно. Так или иначе, теперь с ним будет разбираться российский суд — если дело дойдёт до суда. Власов, впрочем, имел основания полагать, что это маловероятно. Спаде не из тех людей, которых судят открыто. Таких людей или уничтожают, или используют — в зависимости от того, что они знают и насколько могут быть полезны в тех или иных отношениях. В любом случае, если дуфана взяли, в течение ближайшего месяца-двух его жизни ничего не угрожает. Да и здоровью тоже — сейчас языки развязываются куда более гуманными способами, нежели лет тридцать назад. Пытки применяют только отморозки вроде визенталевцев: Фридрих представил себе Спаде в лапах юдских боевиков и скептически хмыкнул.
Тем временем домофон, наконец, проснулся. Невнятный мужской голос пробасил:
— Слушаю.
Власов понял, что консьержку заменили — наверное, на какого-нибудь стажёра из Департамента. Рефлекторная реакция всех подобных контор на любое ЧП — усиление мер безопасности. Особенно после того, как всё плохое уже случилось.
— Я пришёл с визитом в квартиру двадцать три, — как можно отчётливее сказал Власов. — К Берте...
— Соломоновне, — ответил всё тот же голос, звучащий уже вполне осмысленно. — Заходите.