— «Бургские дела» — это выкрадывание у фрау Рифеншталь книги, принадлежавшей князю цу Зайн-Витгенштайну?
— Да, твое расследование и впрямь продвинулось... Хотя, строго говоря, я ничего не крал. Гельман выкрал книгу из сейфа Фрау еще до моего визита. Моя задача была лишь договориться с ним и забрать ее. К сожалению, это только копия. Первая и, вероятно, последняя, но копия. Оригинал князь, очевидно, прятал где-то в Москве. Скорее всего — в банковской ячейке; во всяком случае, при осмотре его тела в кармане был найден ключ соответствующего типа. Естественно, на ключе нет никаких опознавательных знаков — банки не облегчают задачу потенциальному вору, так что оригинал мы, видимо, никогда не найдем. Но не найдет и кто-то другой — когда истечет оплаченный срок хранения, содержимое ячейки просто уничтожат, что тоже неплохо. В общем, эта тема моими усилиями была признана закрытой...
— Подожди, откуда известно, что это первая копия?
— Ну как, экспертиза определяет такие вещи вполне однозначно. Князь пользовался очень качественной копиркой и использовал тонкую бумагу, так что на первый взгляд может даже сойти за оригинал, но...
— Копиркой? Так... князь писал эту книгу сам?
— Ну, едва ли он мог доверить подобное содержание литобработчику — впрочем, у него и у самого слог весьма недурён... Э, Фридрих, — Эберлинг, наконец, понял удивление Власова, — да ты до сих пор не знаешь, что это за книга?
— Были кое-какие гипотезы, но они, похоже, не подтверждаются, — вынужден был признать Власов. — Просвети, будь любезен.
Хайнц чуть улыбнулся — похоже, ему было приятно почувствовать хотя бы маленькое превосходство над собеседником, держащем его на мушке.
— Книга, а точнее, рукопись, представляет собой мемуары князя, — с готовностью начал пояснять он. — Точнее, больше чем просто мемуары — он писал не только о том, что пережил сам, но и о том, что узнал от других. А жизнь у князя была весьма интересная... Центральная часть книги посвящена Сентябрьским убийствам. В которых он лично принимал непосредственное участие.
— Участие? И это он хотел продать на Запад? — изумился Власов, одновременно осознавая, что обстоятельства, бросающие тень на некоторые очень известные в Райхе (и не только) фамилии, относятся отнюдь не ко временам средневековья.
— Ну, в Райхе это бы все равно не напечатали еще лет пятьдесят как минимум — если, конечно, не случится очередного Обновления или того хуже.
— Погоди. Я примерно понимаю, что именно там можно написать, — нахмурился Власов. — И что же в ней такого страшного? Допустим, в ней есть подтверждения того, что Сентябрьские убийства — дело рук триумвиров. Я, положим, в это не верю, поскольку не имею на руках доказательств. Но, допустим, это так. На эту тему ходят слухи аккурат с момента прихода к власти АКК. Это ничему не мешало...
— Ага, а почти все участники этих дел уже мертвы. Но тут важны детали и подробности. Уверяю, при должной подаче эта книга может иметь колоссальные политические последствия. Положим, политический режим она не разрушит, но подкинет его ненавистникам немало поводов обосновать свою ненависть... а это опасно. Особенно в преддверии референдума.
— Но почему же он хотел передать это атлантистам? Я всегда считал князя твердым патриотом...
— Я тоже твёрдый патриот, — криво усмехнулся Хайнц, — и ты тоже. Но почему-то у тебя в руках пистолет, и направлен он на меня. Если бы события повернулись чуть иначе, могло бы быть и наоборот. И самое смешное — каждый из нас уверен, что служит интересам Райха, как мы их понимаем. Вот и князь тоже уверил себя, что публикация его откровений — в интересах Германии, как он её понимает.
— Как он их понимает, — машинально поправил Фридрих.
— Нет, я не оговорился. Князь воспринимал Германию не только как Райх. Кажется, он до последнего сохранял двойную лояльность...
— Я не верю в это, — Власов чуть подался вперёд. — Хотя, конечно, европейский аристократ с такой родословной должен чувствовать себя связанным не только со своей страной, но и с Европой в целом. Но не более того. Князь был человеком долга. А долг запрещает служить двум господам.