Нет, Мюллер не будет крайним в этом деле. Во всяком случае, единственным крайним. Сейчас он переложил ответственность за подбор персонала и общий исход операции на Власова, причем сделал это вполне логичным и естественным образом. Фридрих действительно сейчас наилучшим образом осведомлен, кому из оперативников не следует доверять. Хотя руководство группами захвата — не его специализация. Но если Зайна не удастся взять живым, виноват будет понятно кто. Или если его уведут из-под носа РСХА израильтяне. Впрочем, нет, Фридрих не даст повода к себе придраться. Больше никаких фор Гуревичу. Теперь Власов будет работать без дураков, и если Моссад не успеет — значит, Израиль не использовал свой шанс.
«Понял, — отстучал Фридрих. — По телефону могут в любую минуту прийти новые сведения.»
Теперь — отобрать команду. Власов уже перебрал мысленно московских оперативников, но сейчас торопливо перелистал их досье на экране рехнера, проверяя, не упустил ли он что-нибудь существенное. Впрочем, досье ничего не гарантируют — у тех, кого назвал Эберлинг, они тоже были безупречны... Так или иначе, время идет, сомневаться некогда. Непосредственно командовать захватом Фридрих, конечно, не собирался — все же каждый должен заниматься своим делом. Командиром группы он решил назначить хауптмана Конрада Шрамма, на счету которого уже имелось восемь успешных операций, связанных с захватом или освобождением захваченных. Шрамму приходилось работать в самой Америке, и нынешнюю свою командировку в союзную Россию он, должно быть, воспринимает как отдых — или даже как знак начальственной немилости. Случайно ли он оказался здесь, или это предусмотрительность Мюллера? Так или иначе, пора ему вспомнить славное прошлое. Фридрих набрал его номер — тот, который, согласно иструкции, надлежало использовать лишь в чрезвычайных ситуациях. Несмотря на ночь, Шрамм отозвался моментально, даже быстрей, чем Гуревич — вот что значит выучка профессионала. Власов назвал свой пароль и добавил: «Код 'змеи'.» Это означало — предатели среди своих.
— Принял, «змеи», — ответил Шрамм. Его голос был ровным, хотя можно было представить, какой гнев вызывало у образцового бойца это известие.
Фридрих лаконично поставил ему задачу, подчеркнув необходимость предотвратить ликвидацию Зайна (и умолчав, естественно, об израильских конкурентах), и перечислил отобранных членов группы.
— Понял, — ответил Шрамм и повторил перечень фамилий. Фридрих, ожидавший, что он, как более компетентный в данном вопросе, как-то прокомментирует его выбор, подумал, что беспрекословная исполнительность идеальных солдат иногда все же раздражает.
— Вопросы, возражения? — осведомился он.
— Никак нет.
— Тогда исполняйте. Связь на частоте 133.2, — эта частота отличалась и от стандартной, и от резервных, каковые могли прослушиваться заговорщиками. — Позывной — «егерь», объект — «фазан». Группой командуете вы, но я тоже прибуду на место.
— Так точно, — снова Власов подумал, что за бесстрастным уставным ответом на самом деле скрывается неудовольствие. Профессионалы (и сам Фридрих не был исключением) не любят, когда кто-то путается у них под ногами, в особенности если этот кто-то — с начальственными полномочиями. И, в принципе, назначив командира группы, он мог спокойно оставаться дома и ждать докладов. Но если взять Зайна не удастся, первым делом ответственному за операцию поставят в вину, что он не проконтролировал ее лично — хотя это и не было его обязанностью. И кроме того — при наихудшем развитии событий только он сможет остановить стрельбу.
Фридрих встал из-за стола, взял пистолет и запасную обойму, затем бросил сомневающийся взгляд на плат Вебера. Брать его с собой было опасно — мало ли как будут развиваться события, плат может пострадать... но оставлять без присмотра, пусть даже и на точке С, в свете открывшихся обстоятельств тем более не хотелось. Да и будет ли вообще прок от этих зашифрованных данных? Все же он взял плат в левую руку и пошел в прихожую.
Теплее и уютнее на улице, естественно, не стало; Фридрих чуть не поскользнулся у самого подъезда и подумал, что ехать по городу, где мороз прихватил все, что натаяло днем, придется с осторожностью. Было не очень темно: рассеянный свет огней большого города отражался от низко нависших над Москвой туч, вновь меланхолично сеявших редкий снежок. Переулки были, естественно, пустынны, хотя с Нового Арбата, где с часу ночи вновь открыли движение, то и дело доносился шум машин — главные артерии российской столицы не затихают ни на минуту даже в самые глухие ночные часы.
Улица Роммеля, однако, к главным никак не относилась. Расположенная на западе Москвы почти возле кольцевой, к северу от Можайского шоссе, она представляла собой практически такую же рабочую окраину, как Ореховый бульвар. Или улица Гудериана... Фридриху вдруг подумалось, что в Москве есть улицы, названные в честь каждого из трех триумвиров, но все они достаточно захолустные. Не идущие ни в какое сравнение с тем же Новым Арбатом, не говоря уже о Власовском проспекте. Фридрих с удивлением понял, что это вызывает у него странное смешанное чувство — он даже не мог определить, преобладает в этом чувстве досада или гордость.