«Скорая» продолжала гореть, но, похоже, взрываться не думала. В колеблющемся свете пламени Фридрих с удивлением заметил на мостовой еще одно тело. Как видно, этот человек пострадал сильнее, чем Зайн, и сил у него хватило лишь на то, чтобы отползти от горящей машины на несколько метров. Фридрих приблизился и склонился над неподвижной фигурой.
Человек был еще жив. Фридрих не сразу понял, что это женщина — так сильно она обгорела. Фактически на ее голове уцелели только левый глаз, щека и ухо — все прочее представляло собой безобразную багрово-черную корку.
— Власов, — прошептали обоженные губы. Должно быть, каждое слово стоило ей ужасной боли. — Вы... его... взяли?
Эстер Шляйм, догадался Фридрих. Добилась у начальства права участвовать в операции, чтобы загладить прошлую оплошность...
— Он мертв, — коротко ответил Власов, стараясь не показывать своего разочарования этим фактом.
— Хорошо... — женщина чуть расслабилась. Даже попыталась улыбнуться, но это снова причинило ей боль.
— Помощь сейчас будет, — попытался подбодрить ее Фридрих. Вдали и впрямь уже выли сирены. Полицейские и «скорые» спешили к месту происшествия. Настоящие полицейские и «скорые»...
— Мы все... так тщательно... — она, казалось, его не слушала. — Отключили свет, телефон... он бы и пикнуть... но тут... мобильный. Никогда не любила... мобильные...
— Их заговор провалился, — успокаивающе произнес Власов. — Все кончено.
— Нет! — она снова напряглась, даже попыталась поднять голову. — Не кончено... Помните, две бездны... сверху и снизу... вы должны предотвратить...
Голова бессильно упала набок. Фридрих понял, что смотрит на труп, и жалость, которую он только что испытывал к ней, мгновенно сменилась острой брезгливостью.
Он распрямился. Опять эта идиотская мистика. Юдская мистика, китайская мистика... К черту всю эту суеверную чушь! Вот он знает совершенно точную примету: если к тебе на всех парах летят полицейские, значит, тебе скоро придется отвечать на кучу неприятных вопросов.
Фридрих скрестил руки на груди и стал ждать, глядя на быстро приближающиеся огни.
Kapitel 57. Тот же день, раннее утро. Москва, Трубниковский переулок, 30.
Фридрих ввалился в квартиру на точке С, тяжело дыша. Он нарочно взбежал на свой седьмой этаж «в форсажном режиме», чтобы взбодриться — ибо еще в машине почувствовал, что бессонная ночь все-таки начинает сказываться, а это ему сейчас совершенно некстати. «В могиле выспитесь», как любят говорить унтеры в учебках. Впрочем, в летном училище так не говорили. Во время наземной подготовки недосып был жестоким, это точно, но перед полетами обязательные восемь часов сна строго предписаны уставом, и не дай бог курсанта поймают в это время за другим занятием — даже если это будет изучение учебной литературы. Тогда, впрочем, против лишней возможности поспать мало кто возражал... Фридрих несколько раз прошелся по кабинету, успокаивая дыхание, затем, взяв с собой нотицблок, направился на кухню, чтобы сварить себе крепкого кофе.
Выяснение отношений с русскими, хотя и не доставило ему удовольствия, отняло меньше времени, чем он опасался. Первыми на место прибыли крипо, не упустившие случая продемонстрировать собственную значимость и сразу же поведшие разговор на повышенных тонах, вплоть до угроз обыскать и задержать Власова до выяснения. (Фридрих, уже, естественно, предъявивший им свое удостоверение, в ответ флегматично пожал плечами — «попробуйте, если всю жизнь мечтали регулировать движение на трассе Хабаровск-Магадан»; полицейский штаб-ротмистр помянул традиционный «не сорок третий год», но тон все же несколько сбавил.) Но криминалистов быстро оттерли прибывшие следом ребята из ДГБ; эти, напротив, были исключительно вежливы и корректны. Фридрих, естественно, не знал, какую группировку они представляют, и насколько осведомлены о творящихся наверху делах. Так или иначе, версия, которую он им изложил, была примитивной, но внешне достаточно гладкой. Поскольку вся израильская группа захвата погибла — за исключением тех двоих, которым, как успел доложить Шрамм, все же удалось уйти — самым удобным было свалить все на нее. Не открывая, конечно, собственной осведомленности, что это были израильтяне. Представители Управления, дескать, лишь осуществляли наблюдение за подозрительной квартирой, когда туда вломились неизвестные, и потом пытались проследить за машиной этих неизвестных.
Об обстоятельствах гибели лже-«скорой» Власов рассказал без утайки. Если дэгэбэшники и знали, что на самом деле роль дойчей не ограничивалась пассивным наблюдением за домом, то афишировать это знание было им крайне невыгодно, ибо это означало, что за домом следили и они, но никаких законных мер не приняли — зато подозрения относительно истинной ведомственной принадлежности якобы доповской «суки» становились до неприличия явными. (Фридрих, кстати, не сомневался, что тела сидевших в «суке» будут объявлены обезображенными до полной невозможности опознать — разве что ДНК-анализом, но какое же ведомство признается, что соответствующие образцы ДНК есть в базе данных его собственных сотрудников...) Офицеры Департамента, должно быть, учли эти соображения и предпочли поверить версии Власова — а может, и впрямь не имели даже косвенного касательства к заговору. Больше его не стали задерживать, лишь слегка дружески попеняв напоследок, что дойчи не поставили ДГБ в известность сразу же, «как только события на улице Роммеля стали приобретать неконтролируемый оборот», и пообещав, в свою очередь, держать германских коллег в курсе расследования «этого инцидента». Труп Зайна, как и тела моссадовцев, они, естественно, забрали с собой.