— Не сегодня, так завтра захватят. Днем раньше, днем позже, какая разница!
— Если Танны возьмут на фронт, наверное, много медалей привезет. Аба-класском, говорят, написал домой, что уже получил орден.
— Да хоть бы героя получил! Ну и что! Вернется калекой, безглазым или безногим. К чему потом геройство! И это еще, если повезет! А так, будет гнить, как Мамед-мугаллим где-нибудь в Орсъете с навозными мухами на заднице. Пусть едут! А я не хочу, не дурак!
— Ты прав, Шалтай. Вон говорят, вернулся с фронта Хошы-мурт из села Багты. Без одной ноги, без одной руки. Говорят, сидит перед гостями, как туша. Обереги господи! Дай бог, чтоб Ага таким не вернулся!
— Будешь жить с ним, если вернется калекой?
— Если, как Хошы-мурт, не смогу. Не спрашивай больше!
«Тьфу! И это жена?! Ага, наверное, пишет ей, тоскует по ней, с именем ее в бой идет. А она... Вот, пожалуйста! Сучка этакая!» Шум в камышах. Шалтай и Абадан разбегаются. Трясущийся от гнева Танны кидает вслед Шалтаю костыли.
- На, забирай с собой, подлюга!
***
...Карахан очнулся — внук дергал его за рукав.
— Дед, ты чего? Меня, что ли, обзываешь?
- Прости, сынок, это мне сон приснился.
Танны не узнал свое село, настолько оно изменилось с последнего его посещения. На месте озера вдоль дороги осталась лужица. Вся вода ушла в новый дренажный канал. Вместо прежних глинобитных домов — плановые, с антеннами и на шиферных крышах. Асфальтированная и усеянная пирамидальными тополя-ми улица напоминала городскую. Село Екагач превратилось в поселок городского типа. На пустыре Карабатыра — сад. В саду между деревьями двухэтажный особняк, крашенный в охру, с жестяной крышей, с колоннами. Оттуда доносились звуки музыки.
— Вот хорошо. Значит у нас в селе теперь и клуб есть. Ну Артык, не хотел сюда ехать. Теперь-то ты, наверное, каждые каникулы будешь сюда стремиться, хулиган.
А вообще новые дома не были для Карахана такой уж неожиданностью. Лет двенадцать назад, когда он приезжал сюда в последний раз, их фундаменты уже закладывались. Да, село изменилось, не стыдно его показывать внуку, есть даже чем перед ним похвастать. Пусть знает, что в селе можно нормально жить, что дед вышел не из какого-нибудь захолустья. Обозрев село с кургана Гошадепе, он спустился вниз дать распоряжение води-гелю:
— Сегодня вечером, в шесть, жди нас здесь. Мы возвращаемся ночным рейсом.
Танны Карахан с внуком вошли в село. Артык с интересом осматривался. «К кому теперь пойти?». Из ближайших родственников у Танны никого не осталось. Здесь должна была жить одна из дочерей его дядя. Танны был из рода Бамылякалы племени Языр. Добрая половина жителей села были Бамылякалы. Между собой они считали себя родственниками. Танны не знал, сохранились ли теперь отношения между ними.
— Дед, здесь у всех железные ворота. В вашем селе много воров?
— Что значит в «вашем»? Раз я здесь родился и ты, значит, отсюда. — Карахан сделал вид, что обиделся, а сам огорчился, что не смог найти ответ на прямолинейный вопрос внука. Даже в самые жесточайшие дни войны, в голодные годы, люди не запирали двери домов на замок, а уходя на работу, чтобы в дом не проникли кошки или собаки, подпирали дверь палкой. А теперь колючие заборы, окна зарешечены, как в тюремных камерах. Видимо испытание сытостью не легче перенести, чем испытание голодом.
— Вон, идет какой-то старик, знаешь его? — воскликнул Ар тык и избавил Танны от мучительного раздумья.
Карахан сразу узнал белобородого старика в белой бараньей шапке, а галошах, с накинутым на плечи тяжелым чекменем. Когда-то его называли Клыч-зиннирт, то есть Клыч в островерхой шапке.
— Салам-алейкум, Клыч-ага!
— Алейкум-ас-салам, Танны, это ты, что ли?
— Вроде я.
Старик долго пожимал руку Карахана, внимательно изучая его.
— Правильно делаешь, надо иногда приезжать, навещать родные места. Слышим о тебе, слышим! Иногда видим по телевизору. Гордимся. Надо бы почаще приезжать.
— Работа держит, Клыч-ага.
— Работа никогда не отпустит. А ради односельчан можно и пожертвовать днем-другим. Тьфу-тьфу, не постарел, а ведь, если не ошибаюсь, тебе тоже лет немало? А сына что не привез? По-моему, он был у тебя один? Ягмуром, кажется, звали?
— Ягмура давно нет, Клыч-ага. Вот взял с собой внука. Артык-джан, ты бы поздоровался с дедом.
Артык протянул старику левую руку, так как в правой он держал «дипломат» дедушки. Карахан не знал куда себя деть: «Вот дурачок! Все воспитание насмарку. В одно ухо влетело, в другое вылетело!»
А старик не стал стыдить подростка, просто внимательно посмотрел на него. Разговорились. Танны Карахан узнал, что дочь дяди живет здесь, что она многодетная мать. Расспросил старика о знакомых. Из друзей детства осталось в живых всего несколько человек.
— Из твоих сверстников живы-здоровы Ага Каратай, Аба Ар-тыклы, его жена Гюльдессе. Сапар Бегчер скончался года два назад. Фронтовые раны в конце-концов свели беднягу в могилу. А мать его Огулькурбан еще жива. Четырех сыновей потеряла на войне. Единственной опорой был Сапар. Ослепла от слез. Внуки не смотрят за ней. Ей уже девяносто, ждет не дождется когда смерть приберет. Ты обязательно навести ее, браток. Заодно и с внуками ее поговори, может, послушаются тебя. А то они только и ждут, когда бабка умрет. Нет хуже запоздалой смерти. Постращай внуков ее. Как никак ты человек государственный.
— Разве здесь нет представителей власти, Клыч-ага?
— Если честно, браток, непохоже, что они есть. Каждый сам себе голова, каждый о себе думает, а чтоб о других...
— А как поживает Шалтай, сын Шемси-муллы?
Карахану показалось, что Клыч-ага вздрогнул. Старик поморщился, настроение внезапно упало.
— Ну, Танны, неужели и ты приехал на юбилей-той? Из такого далека? Хотя... Ничего странного. Даже из Москвы приезжают! Крупный он человек! Захочет и горы свернет.
Уловив иронию в словах старика, Танны Карахан попытался объяснить причину своего с внуком приезда, промолчав о телеграмме. - Чтo он, поменял имя или?..
- Если надо, он и расу и пол свой поменяет, не то что имя! Вряд ли кто осмелится теперь назвать его Шалтаем. Имя он, говорят, поменял когда паспорт получал. Имя отца, Шемси-муллы, тоже поменял, язык не поворачивается, не выговорить...
- Чем он занимается? Председатель? Мулла?
- О чем ты говоришь! Какой из него мулла! Голову дам на отсечение, если он хоть одну суру знает из Корана. А председатель колхоза на цыпочках перед ним ходит.
- Ну ты уж совсем, Клыч-ага, превратил моего одноклассника во всемогущего!
- Да, он здесь всемогущий, браток. Председателем сельпо он работает. Сегодня его юбилей-той. Отовсюду гости у него. Тот дворец за садом — его дом. Уже три дня там музыка не смолкает, ночью не дают спать. Слышишь? Оттуда.
— Неужели представители сельпо такие могущественные люди?
Старик закусил губу и покачал головой:
— Деньги все могут, Танны. Давай не будем здесь сплетничать о твоем друге. Все равно ты там будешь и все увидишь своими глазами. Думаю, он уже знает о твоем приезде. Без его ведома здесь даже ветка не колыхнется. Он обо всем осведомлен, что происходит в этих местах. А те, с которыми ты хочешь встретиться, у него в роли слуг. Если приглашен, иди, не набивай себе цену. Все равно его люди придут за тобой и потащат туда.
— Ну и расписал ты его, Клыч-ага!
— Не заставляй меня лишнее говорить, иди к нему, увидишь сам!
Старик оказался не только прав, он еще скромно описал масштаб торжества. Это Танны понял как только переступил порог двора юбиляра. То, что он принял за клуб, оказалось владениями Шатлыка Шемсетдиновича. У мраморных колонн дома его встретил элегантный, лысоватый молодой человек с усиками, Танны Карахан легко признал в нем сына Шалтая.