Виктор охотно согласился поехать в Ростов, и не потому, что боялся стариков, а просто ему хотелось навестить тот город, с которым было связано столько детских воспоминаний о днях учебы в гимназии. Хотелось встретить товарищей, с которыми учился. Хотелось съездить и к сестре в Новочеркасск.
Сноха Лукерья отвезла их на станцию.
Поезд шел медленно, подолгу простаивая на станциях, и в Ростов пришел с большим опозданием, к вечеру следующего дня.
Перрон вокзала был густо забит народом. По замусоренной платформе сновали солдаты, казаки, офицеры. В глазах пестрило от красных бантов. У многих военных кокарды были обернуты красной материей. Один какой-то солдат покрыл алой материей даже погоны.
Прохор и Виктор выгрузили из вагона мешки с продуктами, в изобилии наготовленные матерью и Лукерьей. Смотря на них, Прохор сокрушенно разводил руками:
- Что мы с ними будем делать? Как потащим к Константину? Я и адрес-то как следует не знаю его.
- Может, носильщика возьмем? - предложил Виктор. - До трамвая поможет донести.
- Придется, - согласился Прохор. - Пойди поищи носильщика. - И вдруг, кого-то увидев в толпе солдат, он обрадованно крикнул:
- Семен Михайлович!.. Буденный!.. Никак, ты?.. Здорово, дорогой!
Бренча шпорами, к Прохору с недоумевающей улыбкой подошел молодой, складно сбитый унтер-офицер с лихо закрученными усами. Из-под накинутой на плечи враспашку шинели на груди у него сверкали четыре георгиевских креста и четыре медали.
Солдаты почтительно обходили его, оглядывались.
- Бантист! - переговаривались они. - Бантист*.
_______________
* Б а н т и с т - полный георгиевский кавалер, имеющий четыре
креста и четыре георгиевские медали.
- Что-то я вас, браток, не узнаю, - всматриваясь в Прохора, нерешительно проговорил унтер-офицер.
- Ну как же так! - огорченно воскликнул Прохор. - Неужто забыл Прохора Ермакова?.. Но я-то тебя, Семен Михайлович, вовек не забуду. Помнишь, как на австрийском фронте ты меня, можно сказать, от смерти спас? У Малушинского фольварка. Помнишь?
- А-а! - вспоминая, вскричал унтер-офицер. - Ну как же не помнить. Помню отлично. Ермаков! Из наших сальских степей... Здорово, дорогой друг!
Они обнялись и крепко пожали друг другу руки.
- Тебя, брат, и не узнать, - показывая из-под холеных усов белые крепкие зубы, смеялся унтер-офицер. - Совсем ты каким-то другим стал. Смотри, молодой, красивый, румяный... Должно быть, на домашних харчах отъелся. Из дому, наверно?
- Из дому.
- На побывку приезжал?
- На побывку.
- Ну вот, так и есть, - снова засмеялся унтер-офицер. - Потому-то я тебя и не узнал. Жена тебя отмыла от фронтовой грязи, откормила.
- Я, Семен Михаилович, неженатый.
- Вот тебе на! Что же это ты не обзавелся женой? Казаки ведь рано женятся.
- Да так вот получилось, - усмехнулся Прохор. - В свое время не женился. А теперь уж буду жениться лет сорока. Возьму тогда себе жену молодую, семнадцатилетнюю...
- Хитер, - улыбнулся унтер-офицер. - Зачем в Ростов приехал?
- К брату заехал денька на два. Брат мой тут служит командиром сотни. А отсюда прямым направлением в полк, в действующую армию. А ты, Семен Михайлович, каким образом в Ростове оказался?
- По служебным делам приезжал, - ответил Буденный. - А сейчас в Тифлис еду. Наша дивизия под Тифлисом расквартировалась.
- Вот как! - удивился Прохор. - Твоя же дивизия на австрийском фронте была?
- Верно, - сказал Буденный. - Когда-то была, да сплыла. После австрийского фронта я со своим полком немало мест исколесил по свету. Наша дивизия в составе экспедиционного корпуса генерала Баратова была переброшена в Персию. А недавно мы из Персии вернулись. Дивизия вот там сейчас расквартировывается, а меня с солдатом в командировку в Ростов послали.
- Что же, Семен Михайлович, значит, дождались революции, а? - спросил Прохор.
- Это еще, не революция, Прохор, - загадочно усмехнулся Буденный. Только начало. Буржуазный переворот. А революция впереди.
- Как это все понимать?
- А это уж как хочешь понимай, - пожал унтер-офицер плечами. Приедешь на фронт - увидишь, чем живут фронтовики, и поймешь.
- Ничего не понимаю, Семен Михайлович, ей-богу, не понимаю, недоумевал Прохор. - Растолкуй.
- Эх, Прохор! - снисходительно похлопал его по плечу тот. - Молод ты еще, зелен, жизнь плохо знаешь. Ну ничего, поживешь - узнаешь. А пока прощай, дорогой! - подал он руку Прохору. - Побегу в вагон, а то как бы поезд не ушел. Да и солдат, наверно, заждался. Я за папиросами на минутку выбежал.
- Прощай, Семен Михайлович, - пожал его руку Прохор. - Рад был увидеть тебя.
- И я рад.
- Увидимся ли скоро?
- Увидимся, Прохор, - убежденно произнес унтер-офицер. - Гора с горой не сходятся, а человек с человеком всегда... Вот скоро война закончится, демобилизуют нас. Ваша станица недалеко от нашей, как-нибудь и встретимся.
Махнув папахой, унтер-офицер, позванивая шпорами и крестами, побежал по перрону. И снова солдаты, почтительно уступая ему дорогу, оглядывались.
- Полный бантист, - кивали они на него. - Герой-парень.
- Кто это? - спросил Виктор у Прохора, с теплой улыбкой смотревшего вслед уходившему унтер-офицеру.
- О, брат! - восторженно воскликнул Прохор. - Замечательный человек!.. Он из наших краев, из Платовской станицы... Я его на фронте повстречал. В восемнадцатом драгунском Северном полку служил... Однажды я со своим разъездом на австрийскую заставу напоролся. Крышка б нам всем побили б ай в плен забрали. Да вот спасибо Буденному, он со своими драгунами выручил. Лихой человек!
* * *
Константин Ермаков жил на Пушкинской улице, занимая уютную квартиру в четыре небольшие комнаты.
- А-а! - вскричал он. - Братья!.. Добро пожаловать!.. Какими ветрами?
- Приехали проведать тебя, - обнимая брата и целуясь с ним, сказал Прохор. - Давно ведь, Костя, не виделись. Еду на фронт, думаю, надо заехать к брату, а то убьют еще и не увижу...
- Ну, с бог с тобой! - отмахнулся Константин. - Убьют! Что ты...
- На войне все бывает, Костя.
- Это хотя правда. Смерть найти - плевое дело... Ну, не будем говорить в эту радостную минуту встречи о смерти... Хорошо, что приехали...
- Вот тебе, Костя, мать гостинцев прислала, - передал ему Прохор мешок, набитый пирогами, бурсаками, салом, жареными курами и гусями.
- Узнаю любвеобильное материнское сердце, - засмеялся Константин, пробуя поднять мешок. - Ого! Как только вы и тащили такую тяжесть!
Константин был очень похож на Прохора. Такой же смуглый, здоровый, напоминающий загар цвет лица, тонкий с горбинкой нос, вьющиеся длинные волосы, зачесанные назад, небольшие подстриженные усы. Ростом только он был меньше Прохора. Константина можно было бы назвать красавцем, если б его внешность не портили большие серые со стальным оттенком глаза, всегда холодные и надменные.
- Верусик! - позвал он жену. - Иди-ка сюда, милая, тут тебе в подарок целый продовольственный склад привезли.
Из гостиной вышла совсем еще молодая, но уже немного располневшая хорошенькая белокурая женщина.
- Здравствуйте! - отчужденно кивнула она Прохору и Виктору.
- Верунчик, - заискивающе проговорил Константин. - Познакомься, родная. Это - мой брат Прохор... А это - Вера Сергеевна, жена моя...
- Узнаю, - сухо проговорила Вера. - На тебя похож, Константин.
- А это, Верочка, - указал Константин на скромно стоявшего в углу юношу, - мой двоюродный брат Виктор...
Она пристально, оценивающе посмотрела голубыми глазами на Виктора, как бы взвешивая, как ей вести себя с этим мальчуганом, и улыбнулась. Видимо, юноша ей понравился.
- Очень приятно, - певуче сказала она и жеманно протянула белую пухлую маленькую руку ладонью вниз, словно для того, чтобы он прикоснулся к ней губами. Но Виктор не догадался это сделать. Он лишь пожал ее руку и поклонился.
- Они, Верусик, дня на два-три к нам... - заюлил перед женой Константин. - Знаешь, мимоездом...
- При чем тут "на два-три дня?" - строго посмотрела она на мужа. - А если они десять дней или больше проживут, разве это плохо?
- Да нет, - смешался Константин. - Пожалуйста. Моя квартира в полном их распоряжении... Я хотел сказать...
- Ничего ты не хотел сказать, - отмахиваясь от него, засмеялась Вера. - Просто ты пустое болтаешь.
Вера была волевая женщина, и Константин ее побаивался.
- Раздевайтесь, господа! - певуче произнесла Вера, обращаясь к Прохору и Виктору. - Проходите в гостиную.
Виктор сбросил с себя шинель, одернул гимнастерку и вслед за Константином и Прохором вошел в комнату, а Вера, позвав кухарку, пошла на кухню разбирать мешок с подарками, присланными свекровью.
Гостиная была небольшая, убрана со вкусом. Хотя все здесь было дешево, но нарядно. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый голубой бархатной скатертью с махрами. Вокруг него в строгом порядке расставлены венские стулья. Вправо, к стене, стоял диван с тумбочками, обитый синим шелком. Рядом - пианино. У противоположной стороны - массивное трюмо, а рядом - небольшой, но вместительный буфет со множеством посуды, среди которой немало сверкало хрусталя. На разных маленьких и больших пуфиках и столиках лежали и стояли хорошенькие подушечки, статуэтки, безделушки.
- Познакомьтесь! - сказал Константин. - Это - наша Мариночка, Верочкина сестра.
Только сейчас Виктор заметил у окна, за широколистной пальмой, сидевшую девушку. Она что-то делала: писала или читала на подоконнике.
Девушка поднялась со стула и покраснела.
- Марина, - просто назвала она себя, подав руку Виктору. На ней было скромное бордовое платье с белым кружевным воротничком. "Гимназистка, наверно?" - подумал Виктор, и он не ошибся.
- Заканчивает гимназию, - пояснил Константин. - А ты, Виктор, бывший гимназист, вот у вас и найдутся общие разговоры.
Марине было около семнадцати лет. Волосы у нее такие же, как и у сестры, пышные, белокурые с пепельным оттенком, глаза миндалевидные, темные и блестящие, как черносливы, опушенные черными длинными ресницами.