Сразу как-то на душе полегчало. Но кто сцука сдал? Вроде никто и не видел, как мы общались в кустах. Да и на пляже все свои были. В основном мужики, за исключением санитарки — Тамарки, местное население не в счёт. Вот она и сдала, да ещё и прибавила небось от себя кое-что. Поймаю, вы… и высушу, но сперва распрошу, зачем такое непотребство учудила. Все эти мысли пролетели в моей голове за пару секунд, но дутика нужно было как-то успокоить, чтобы не держала камня за пазухой. Поэтому встаю, накидываю больничный халат, присаживаюсь к небольшому столику с чернильницей, пером и каким-то гроссбухом. После чего начинаю выводить каракули на клочке бумажки.
— А как правильно, аблигация или облигация? — спрашиваю у Нины, остановившись на полуслове.
— Облигация. — Недовольно подсказывает она.
— Спасибо. — Быстро дописываю я текст и, подув на бумажку, чтобы просохли чернила, прячу её между страницами гроссбуха. Любопытство сгубило кошку, а уж Нинку (как и любую женщину), сгубит вдвойне, и она обязательно прочитает моё послание.
— До встречи. — Выхожу я из кабинета.
— Следующий! — Не отвечает на моё прощание надутая Нинель.
Я же иду дальше ко коридору лечебного заведения и чисто случайно встречаю санитарку Тамарку или Тамарку-санитарку, как мы её все между собой называем. Девка видная и фигуристая, но немного похожа на лошадь. Такая же статная и красивая, если смотреть на неё с заду (на Тамарку, а не на кобылу), а ежели с переду, ну да с лица воду не пить, в моё время ещё и не такие ксюшади попадаются…
— Здравствуй Томочка, душа ты моя. Хочешь я тебе новый анекдот расскажу? — Подхватываю я её под локоток и отвожу в сторону.
— Ну, расскажи. — Кокетничает она.
"Сидят, значит две хомячихи на берегу речки и вяжут. Подходит к ним бегемот и спрашивает.
— Девочки, здесь глубоко?
— Да, глубоко. Можешь нырять прямо с берега. — Отвечает Первая хомячиха. Вторая молчит и продолжает стучать спицами.
Бегемот разбегается и прямо с высокого берега бултых в речку. Всплывает, вся морда и башка в тине, брюхо расцарапано о корягу, ревёт, больно ему.
— Ты, зачем Бегемотика обманула? Он бедненький вон как поранился. Знала же, что здесь мелко. — Пеняет Вторая хомячиха Первой.
— А зачем ты мне вчера шапочку распустила⁈ — отвечает ей та."
— Ха-ха-ха! — закатывается от громкого грудного хохота донская казачка, широко открыв рот с крупными ровными зубами. — Хомячихи, и вяжут. Ну уморил. Да чем они тебе вязать-то будут, болезный? У них ведь и пальцев-то нет.
Смысл анекдота немного не тот, но нужный эффект достигнут. Так что перехожу к главному.
— А чем же я тебе, Томочка, так насолил, что ты про меня всякие сплетни распускаешь? — задаю я вопрос в лоб.
— Какие такие сплетни, касатик? — резко обрывает смех санитарка, уставившись на меня цепким колючим взглядом. Ей бы следователем в НКВД работать или в гестапо.
— Ну шо, ты, на меня вылупилась такими влюблёнными зенками? Разве не ты всем рассказываешь про меня с Манькой?
— Да насрала я и на тебя, и на Маньку, и чем вы там в кустах занимались, что она потом полдня сверкучая ходила. Ебитесь вы с кем хотите. Только я свечку не держала и чего своими глазами не видала, о том никому врать не буду. Да даже коли видала, — то какая мне с того корысть? Ты башкой-то своей покумекай, касатик. Где Я, а где твоя Манька — передовица-потужница, знаю я, каким местом она в те передовики выбилась…
— А у кого в том корысть есть? — перебиваю я санитарку, присевшую на своего любимого конька.
— Да мало ли у кого. Потом опять скажешь, что сплетничаю.
— А какая в том сплетня, если то правда, а Том? — задаю я резонный вопрос. — Ну а за это я тебе слова той песни на бумаге напишу и петь её правильно научу.
— Какой песни? — заинтересовалась казачка. Певунья она хорошая, голос приятный, ещё бы петь и интонировать правильно научили, цены бы ей не было.
— Ну той, про калину, которая тебе дюже понравилась на прошлых посиделках.
— Ну тогда слушай, змей-искуситель. Корысть до того есть у Фимки хромого. Мужичонка он хлипенький, но подлец ещё тот. Силушкой его Бог обделил, зато хитростью и подлостью видать чёрт наградил, и связка с ним, касатик, плохая, через его подлость ни один хороший человек сгинул. — Открыла мне страшную тайну Тамара.