Чрезвычайно показательным и весьма значительным для характеристики поведения Италии является то обстоятельство, что ее откровенное стремление стать единственной региональной сверхдержавой, сопровождаемое политикой раскола, по выражению той же газеты, «империалистического сербского блока», мирно уживалось с инструкциями Сан-Джулиано своим дипломатам в столицах государств Антанты… «получить гарантию, что Сербия будет вместе с Италией продолжать войну против Австро-Венгрии вплоть до ее гибели»17. Что ж, политика «священного эгоизма» набирала силу. Своего пика она достигнет весной 1915 г., в момент самой интенсивной «торговли» Италии с новыми союзниками, но основные ее контуры без труда прослеживаются уже спустя два месяца после начала войны.
Слухи о переговорах Италии с Антантой, а также идея Рима о независимости Хорватии вызвали у сербского руководства немалое беспокойство. Потому-то и поторапливал все тот же Й. Йованович маститых ученых с выработкой программы югославянских притязаний Сербии, ибо, по его словам, «в некоторых дипломатических кругах, с подачи Италии, уже начинают говорить об автономной Хорватии, в состав которой вошли бы собственно хорватские земли, Словения и часть Далмации, а, может быть, и какая-то часть Боснии»18. В тех условиях искомая программа должна была стать серьезным контраргументом сербского правительства в его дипломатической борьбе с претензиями Италии в столицах союзных держав.
3 октября 1914 г. сербская королевская миссия в Петрограде представила в российский МИД памятную записку – телеграмму Пашича от 28 сентября того же года. «Хотя еще не наступило время обсуждать вопрос о том, какому государству какая часть территории должна принадлежать после окончательной победы над неприятелем, – писал премьер сербскому посланнику в Петрограде Мирославу Спалайковичу, – все-таки считаю нужным заблаговременно обратить ваше внимание на наши претензии, дабы вы могли руководствоваться ими для себя лично в разговорах в дипломатических кругах о претензиях других государств (прежде всего Италии и отчасти Румынии. – А.Ш.). Теперь я это делаю вкратце, а позже пришлю вам более подробные инструкции с историческими данными о сербо-хорватских землях, на которые претендуем. Если война окончится так, как мы предполагаем, и Австро-Венгрия будет окончательно побеждена, то…». И далее он рисует границы государства, в состав которого должны войти Воеводина, Славония, Хорватия, Далмация и Словения, т. е. все югославянские земли Дунайской монархии, без Триеста и Истрии, которую «можно было бы поделить с Италией, если бы последняя немедленно выступила против Австро-Венгрии»19.
Итак, перед нами программа югославянского объединения (правда, пока еще как бы «для служебного пользования»), абсолютно идентичная той, что будет официально обнародована два месяца спустя в Нишской декларации.
Вместе с тем следует заметить, что Пашич отнюдь не являлся столь наивным политиком, чтобы всерьез полагать, будто, сформулировав программу югославянского объединения, Сербия тем самым прочно обезопасила себя от итальянских претензий на Восточно-Адриатическое побережье. Он хорошо понимал, что Италия для государств Тройственного согласия была фактором стратегическим, а потому отдавал себе отчет в том, что желая «купить» военное содействие Рима для усиления своих позиций против Вены, Лондон, Париж и Петроград вполне могли пойти навстречу его геополитическим притязаниям. Допуская такую возможность, сербский премьер подготовил «запасной вариант». И в случае, если державы Антанты поддержали бы предложение Италии о создании буферного хорватского государства, он потребовал бы включить в состав Сербии Боснию и Герцеговину, Далмацию, а также Срем, Славонию и Лику (т. е. часть Воеводины и населенные в основном сербами области Хорватии)20. Как видим, выход к морю был бы обеспечен Сербии и в этом случае…
Здесь остановимся и зададимся вполне резонным вопросом – что же произошло за те два с небольшим месяца, с сентября по декабрь 1914 г., т. е. с момента выработки сербским правительством программы югославянского объединения до ее официального обнародования в Нише.
Ноябрь 1914-го был отмечен для Сербии коренным ухудшением ситуации на военном и дипломатическом фронтах. Австро-венгерские войска под командованием генерала Оскара Потиорека в середине месяца перешли в наступление, заставив сербов отступить. Началась Колубарская битва (17 ноября – 15 декабря), крупнейшее сражение на Балканах в годы Первой мировой войны. Военное положение королевства из-за огромного дефицита боеприпасов становилось критическим – солдатам нечем было отвечать на шквал артиллерийского огня противника. Сербы оставили Валево, Обреновац; к концу месяца пал Белград. Параллельно союзная дипломатия усиливала давление на Пашича, склоняя его пойти-таки на территориальные уступки Софии и заручиться ее помощью. Сербское правительство отказалось вознаградить «изменницу славянской солидарности Болгарию в тот момент, когда Сербия истекает кровью в борьбе за победу славянского дела»21. О критичности момента свидетельствовал и тот факт, что начальник Главного штаба сербской армии воевода Радомир Путник предложил правительству подумать о возможности заключения сепаратного мира с Веной (если только это «предложение» не оказалось искуснейшей интригой многоопытного Пашича с целью оказания теперь уже контрдавления на союзников)…