— Ой, беда мне! Я ведь много книг хочу... Чтобы было столько, сколько у Левукаса. И хочу все прочитать.
— А петь ты умеешь? Песен много знаешь?
— Иногда много, иногда мало, — объяснила Магдяле: — когда пасу свиней, а в лесу ветер шелестит и лес начинает петь, и эти песни, как облака или белые паутинки, разлетаются и звенят, тогда пою и я, припеваю. Вот и получается, что я тогда много песен знаю.
Вечером дядя с отцом долго разговаривали, иногда даже очень громко. Дядя говорил: «Надо, надо...» А отец: «Нет и нет... еще мала...» Иногда и мама вставляла слово: «Да чего уж там, она совсем еще ребенок, только восьмой годок пошел...»
Однако, когда дядя уехал, отец привез из города барышню Диргилайте со швейной машиной. Она сшила Магдяле два платья и пальтишко на вате, кое-что починила из старого. Магдяле прыгает, радуется, что поедет вместе с Левукасом в город учиться, а барышня Диргилайте смеется:
— Радуйся, радуйся, Магдяле! Смотри, как бы только потом не пришлось тебе плакать...
Отец купил ей новые ботинки, мама уложила в маленькую корзинку одежду и разные разности. Она вымыла Левукасу и Магдяле головы, расчесала им волосы, надела белые рубашонки, нарядила; угостила на дорогу пирогами, а сама все целовала обоих, особенно Магдяле. Девочка почувствовала на своем лице оброненную мамой слезу; всплакнула и старшая сестра — Беруте. Даже у Иониса голос переменился, глаза у него покраснели и все мигают, мигают... А когда уселись в телегу, Домукас как заорет во всю глотку — почему его с собой не берут?
Ехали они да ехали, так долго, что всем надоело сидеть в телеге. Лошади устали, остановились в березняке попастись. Тятя и Левукас сели закусить, а Магдяле ничего не хотелось, она только напилась молока из бутылки.
Опять долго ехали и наконец увидели город и высокую башню костела.
У Магдяле даже глаза загорелись. Дома в городе большие, как сараи в имении, труба возле трубы, окно около окна, крыши красные, черепичные... Магдяле глядит по сторонам, радуется, а Левукас нос повесил и молчит.
Старенькая хозяйка, у которой жили на квартире школьники, погладила Магдяле по головке. Потом она приготовила Магдяле постель.
На квартире у старенькой хозяйки мальчиков было много, а девочка только одна — Магдяле. Поэтому от этих проказников ей всегда доставалось.
— Эй вы, проказники, не обижайте маленькую!
И в школе была беда: учитель много говорит, но Магдяле его не понимает, только смотрит бессмысленно ему в глаза.
— Ах ты, дурочка! — частенько она слышит от него.
А в перемену, когда ребят отпускают побегать, чего только не натерпится бывало Магдяле от этих маленьких сорванцов!
Хорошо еще, что иногда другие, взрослые, девочки за нее заступались. Отведут они Магдяле в сторону и играют с нею.
Все как будто хорошо, никто Магдяле здесь не ругает, но все-таки Магдяле частенько вспоминала родной дом, маму, сестру, Домукаса.
Вечером ложится она в постель, а в глазах ее, пока она не заснет, так и стоит родная изба. Или днем — смотрит в книгу девочка, но видит не буквы, а совсем другое. Кто знает, как там с Пеструхой? Может быть, она теленка уже привела? Интересно, сколько Хохлатка яиц нанесла? Какого гусака оставили на племя? Старого мама собиралась продать — уж очень сердитый, детей щиплет... Если рождество будет не холодное, отец приедет и возьмет ее с Левукасом домой на каникулы...
Взгрустнется Магдяле иногда, но тут же она улыбнется и высчитывает, сколько недель осталось до каникул, но сосчитать ей так и не удавалось. Только бывало она начнет, а хозяйка все ее перебивает:
— Читай, Магдяле, читай, учись!
О том, как Магдяле потом повезло, я расскажу вам в другой раз, если узнаю...
