Это середина XIX века, Владимир Бенедиктов, один из многих, не мысливших нашу страну без Петра, без его воли, без его побед и новшеств. И — не в последнюю очередь — без его юмора. Потому что жить без шутовских вывертов и загибов Пётр Алексеевич не мог.
Первый вертопрах
Пётр был первым очень во многом. В том числе — и как основатель императорского юмора… Это были грубоватые потехи богатыря, в которых главным умением считалось искусство удивлять, ставить собеседника (а порой и весь мир) в непривычное, непредсказуемое положение. Ох, и мастером на такие штуки был наш император! Неординарность поведения была для него образом жизни. Это неизменно сказывалось в России, где он выглядел подчас пришельцем с другой планета, но аукалось и на Западе, где царь-мастеровой разрушал все представления о степенности монарха. Ведь он и в Европе не терпел канонов. Не любил торжественных встреч, ритуальных обедов, стремился увидеть настоящую жизнь, без декораций… К тому же, Петр, прививая в России иностранные вкусы, ничуть не преклонялся перед заезжими всезнайками. И умел урезонить их в своем стиле. «На большом празднестве один иноземный артиллерист, назойливый болтун, в разговоре с Петром расхвастался своими познаниями, не давая царю выговорить слова. Петр слушал-слушал хвастуна, наконец не вытерпел и, плюнув ему прямо в лицо, молча отошел в сторону. Простота обращения и обычная веселость делали иногда обхождение с ним столь же тяжелым, как и его вспыльчивость», — писал Василий Ключевский.
Он знал цену крепкому слову. Самый длинный, воистину эпический матерный русский перебор не зря называется “Большим Петровским загибом”.
И, что бы ни говорили недруги, в народе уважали его крепко. В фольклоре — а это массовая культура того времени — он остался как царь-воин, царь-работник, сильный и справедливый, хотя подчас и видящий в человеке только солдата.
О нем — о первом из наших царей — стали ходить «исторические анекдоты». Это неудивительно: ведь и светская литература, и светская болтовня тоже берут свое начало из петровской эпохи. До Петра царский быт был слишком тесно связан с церковным — и вельможи редко упражнялись в юморе. Хотя, конечно, остроумных людей на Руси хватало во все времена. Так, юмор считался родовой чертой Нарышкиных — и Пётр вполне перенял его по материнской линии.
Всепьянейший бражник
Юность и молодость Петра — время бражничества и кощунственных выходок. Шутки его тех лет грубы запредельно. Зная, например, что Фёдор Головин не выносит салата и уксуса, царь решил позабавиться. За обедом полковник Иван Чемберс «по царскому повелению схватил сего боярина и крепко держал, а царь наполнял в это время ноздри и рот Головина салатом и уксусом, пока тот не закашлялся так, что у него бросилась из носу кровь».
Шутка жестокая, в духе преданий об Иване Грозном. Пётр добавил к этой «самовластительной» традиции казарменные черты. Полюбив такие выходки смолоду, он оставался верен им и в зрелые годы. В 1721 году, присутствуя на свадьбе, Пётр, зная пристрастие отца невесты к желе, велел открыть ему рот пошире и стал вливать ему туда это лакомство, ругаясь, если тот закрывал рот.
Чем-то схож с фантазиями Грозного, а во многом — разительно от нее отличен «Сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор» — пародия то ли на рыцарский орден, то ли на опричнину, то ли на саму церковь. Это была маскарадная потеха грандиозных масштабов — кощунственная и лихая. Тут, конечно, царь опирался на святочные традиции, на скоморошество, когда жизнь во время гуляний на время переворачивалась с ног на голову. Главой Собора считался «великий господин святейший кир Ианикита, архиепускуп Прешпурский и всея Яузы и всего Кокуя патриарх». И это шутливое прозвание, конечно, придумал сам Пётр. Но носил это звание не он, а любимый воспитатель царя Никита Зотов. Когда Зотов скончался, новому «архиепускупу», Петру Бутурлину пришлось жениться на его вдове. Такова была царская воля. Так он забавлялся.
Конечно, юмор императора был грубоват. На пиру по случаю рождения великого князя Петра Алексеевича (будущего императора Петра II) произошёл следующий случай. «На мужской стол подали пирог, из которого, когда его вскрыли, вышла хорошо сложенная карлица, совершенно голая, кроме головного убора и нескольких красных бантиков. Она обратилась к компании с изящной речью, налила в несколько стаканов вина, которое у неё было припрятано в пироге, и преподнесла несколько здравиц». Устраивал Петр и свадьбы карликов, на которые собирал десятки представителей низкорослого племени. Такие зрелища его — несмотря на цепкий ум — забавляли, давали отдохновение и разрядку.