П а в е л (без мяча). Да, Тихон.
Т и х о н (с мячом). Ты не рад, Павел?!
П а в е л (без мяча). Я во власти двойного чувства, Тихон.
Т и х о н (с мячом). О чем ты?! Я тебя не понимаю! Из такого положения мы не имеем права не забить. В случае победы нам всем присвоят звание мастеров спорта и послезавтра мы вылетим в Болгарию на серию товарищеских матчей.
П а в е л (без мяча, печально). А что будет с ним?! (Кивает в сторону вратаря.)
Т и х о н (с мячом). Он сам выбрал этот путь!
П а в е л (без мяча). Вдвоем на одного! Не узнаю тебя, Тихон!
И г о р ь (вратарь). Тихон, вспомни, как мы вместе играли за «Водоканал»?! Ты очень изменился, Тихон, раньше ты таким не был!
Т и х о н (с мячом, явно нервничая). Это спорт! И побеждает сильнейший.
Т а н я (из-за боковой линии). Ты не прав, Тихон!
Т и х о н (с мячом). Таня!
Т а н я. Ты никогда не сможешь простить себе этот поступок!
Т и х о н (с мячом, душевно петляя). Когда ты приехала?
Т а н я. Только сейчас. Далеким поездом Воркута — Москва. Здравствуйте, мальчики! (Целует Игоря и Павла.)
И г о р ь и П а в е л (не пытаясь скрыть радости). Здравствуй, Таня!
Т а н я. А где Вадим Шкворин?
Т и х о н (потупив голову). Вадима отчислили за бесперспективность.
Т а н я. Как?! Он же самый талантливый! И вы позволили отчислить из «Водоканала» такого слесаря?! Предатели! Игорь!
И г о р ь (вратарь). Ты же видишь… И мне пришлось уйти в «Юпитер».
Т а н я. Что у вас творится в «Водоканале»? Надо во всем разобраться! Почему вы молчите?
Т и х о н (с мячом). Я бью! У меня нет иного выхода!
И г о р ь (вратарь). Уйди, Таня! Я не хочу, чтобы ты это видела…
Т а н я. Павел? И ты молчишь?!
П а в е л (без мяча). Мы зашли с ним слишком далеко. У нас нет другого выхода. Я слышу приближение защитников противника. Они совсем рядом. Они пытаются выбить мяч за лицевую линию.
Тихон бьет!..
И г о р ь (вратарь, пристально глядя за передвижением мяча). Гол!..
Т а н я. Если бы здесь был Вадим! Гола бы не было!
Занавес.
НА ДАЧЕ
— Хочешь, я покажу свою дачу? — спросил Халатов.
Я поссорился с любимой женщиной, и мне было все равно, на что смотреть: на дачу, на стул или на мыльницу.
— Дача-то совсем рядом, — сказал Халатов, когда мы выбрались через полтора часа из электрички. — Близко от леса.
Лес загадочно синел вдали.
— У меня и собака есть, ты ей понравишься, — пообещал Халатов.
Травиате я действительно понравился, она лаяла на меня до вечера, как будто я каждую осень топил ее семерых щенят.
— Выйдем на участок, — предложил хозяин.
Мы вышли.
— У меня на грядке — все! Редис, огурцы, помидоры, лучок, петрушка, салатик. Посмотри, иди сюда.
Я пошел, куда звали, и наступил на огурец. Конечно, этот шаг нельзя было отнести к числу самых удачных в моей жизни. Я так и сказал Халатову, что жалею, что раздавил огурец потому, что иначе его со временем можно было бы съесть с солью.
— Ерунда, — махнул рукой Халатов. — Смотри, я укропчик здесь посадил и рядом хрен.
— Где?
— Вот ты встал на стебелек.
Действительно, приглядевшись, я увидел укроп… и хрен с ним.
— А вот это враг! — возмутился Халатов и снял с грядки гусеницу. — Не знаю, как с ней и бороться.
— Давай я ее отнесу на шоссе Москва — Ленинград и положу, — предложил я. — Ее прицепом и раздавит. Клин-клином надо!
Мое предложение не понравилось Халатову: наверное, он вспомнил раздавленный огурец. Ему не нравился мой метод.
— Давай забор городить, — предложил Халатов.
Я в своей жизни еще ничего такого не нагородил, и опыта у меня не было. Я так и сказал ему, чтобы лучше он без меня городил: со мной мы меньше нагородим, чем он один. А он сказал, что я себя недооцениваю, что я один могу такого нагородить, чего нам вдвоем и не снилось.
Халатов дал мне лопату, и я стал копать яму, чтобы туда закопать столб, а он пошел поливать.
Под верхним слоем земли оказался песок, и скоро я откопал хорошую яму, куда можно было закопать любой самый привередливый столб. Скоро ко мне на дно упал велосипедист, и я спросил у совершенно постороннего человека: хватит копать для одного столба или еще покопать? Велосипедист сказал, что вот он вытащит свой велосипед, потом закопает меня и тогда скажет.