Подошел Халатов, тихо позвал меня есть вишню, мол, все равно ее воробьи поклюют, а сам остался закапывать яму.
При моем приближении воробьи разлетелись, уступив место более крупному хищнику.
Вечером я заметил, что Халатов как-то внутренне надломился, стал мягче, лиричнее и совсем перестал расспрашивать, нравится ли мне дача. Мы поужинали и долго пили чай на веранде.
— Завтра вместе уедем отсюда, — мечтал он вслух.
Назавтра мы действительно уехали, и я долго хвалил дачу Халатова нашим общим знакомым.
ПАДЕНИЕ КАРФАГЕНА
На экзамене по истории перед профессором сел задумчивый молодой человек и посмотрел на него глубокими, печальными глазами.
— Какой у вас вопрос? — спросил профессор.
Студент тихо придвинул ему листок с отпечатанным вопросом и печально прикрыл ладонью глаза.
— Падение Карфагена, — прочитал вслух профессор.
Молодой человек скорбно кивнул головой.
— У вас что, дома неприятности? Случилось что-нибудь? — спросил профессор.
— Дома все нормально, — печально ответил студент.
— Тогда в чем дело?
Студент перевел взгляд, исполненный грусти, на билет с вопросом «Падение Карфагена».
— Ах, вы из-за этого! Из-за падения Карфагена! — растроганно удивился профессор.
Молодой человек кивнул.
— Ну, голубчик, нельзя же так все горячо принимать к сердцу. В истории было много катастроф, потрясений. И Сиракузы пали.
— И Сиракузы! — повторил, словно эхо, студент, и на его чистое лицо легла дополнительная печаль от падения Сиракуз.
— Я вам советую в такие минуты думать о светлых страницах в истории Карфагена, связанных с Пуническими войнами. Вспомним, например, битву при Каннах.
— Вспомним, — повторил студент, и на его чистое лицо легла тень смутных и неясных воспоминаний.
— Прекрасная победа Ганнибала. Правда, в результате второй Пунической войны Карфагену пришлось отказаться от всех владений в Испании.
Услышав об этом, студент тут же погрузился в мрачное, безысходное состояние, и профессор, внутренне крепко отругав себя за бестактность, принялся выводить его оттуда:
— Но все-таки Карфаген был еще силен на суше и на Средиземном море. Правда, после поражения Карфагена в войне с нумидийским царем Масиниссой…
— Масиниссой… — не без труда повторил студент и снова исчез в смуте тоски. Вызволить его оттуда дальнейшим ходом исторических событий было уже совершенно невозможно, и профессор как можно мягче и деликатнее стал успокаивать молодого человека:
— Что ж делать, голубчик. Рим не упустил возможности расправиться со своим могущественным противником — из песни слова не выкинешь. В сто сорок девятом году началась трехлетняя осада Карфагена.
Плечи студента вздрогнули, как голуби на подоконнике.
— …Под руководством Корнелия Сципиона Африканского Младшего…
— Африканского Младшего, — повторил студент со дна омута вселенской печали.
— Что мне вам рассказывать, что было дальше, — тяжко вздохнул профессор.
— А вы расскажите, — тихо попросил студент.
— Город был разрушен. Часть территории продана нумидийцам, часть превращена в Римскую провинцию Африки. А вам я ставлю пятерку за глубокое сочувствие к падению Карфагена. Быть может, это событие послужит вашему утешению.
— Послужит, послужит! — радостно вскрикнул студент и вынес зачетку из аудитории на вытянутых руках…
АЛЬБАТРОС
— Вот яму надо выкопать, — сказал прораб двум землекопам, Аглашенному и Терехину.
— Зачем? — удивился Аглашенный.
— Яма нужна, — объяснил прораб.
— Кто сказал? — поинтересовался Аглашенный.
— Я говорю.
— Очень маленькая? — вступил Терехин.
— Три на два и на два в глубину.
— С головой уйдем, — сообразил Терехин.
— К концу сентября и управимся, — прикинул Аглашенный.
— Чтобы сегодня сдать яму в строй действующих. Приду проверю, — пообещал прораб.
— Слушай, Степан, — остановил прораба Аглашенный. — Давно тебя спросить хотел, ты про альбатросов ничего не слыхал?
— Нет, а что говорят?
— Альбатрос — это птица такая агромадная.
— Ну?
— В метр, а размах крыльев у него три с половиной метра.
— Врешь? — догадался прораб.
— Ты дальше слушай. Она, Степан, из семейства буревестников!
— Вот всегда ты так, Аглашенный, с тобой нельзя по-человечески!