Я хотел было спросить, как Юдан выглядит с их стороны, но не успел - Альги наконец заметил незваного гостя, повернулся всем тяжеловесным корпусом, вперив в сатена тяжелый внимательный взгляд.
- Альги, он уже уходит, - начал было я, но моему напарнику было плевать.
Он потянулся из кресла, чтобы встать на ноги и в том, как он двигался, было что-то чудовищное, запредельно нездешнее, страшное настолько, что мне пришлось сдержаться, чтобы не заорать. В его теле как будто не было костей, оно было как желе, или воск, или густой крем. Оно потеряло форму, став густым подвижным ничем и собралось вновь, когда Альги поднялся на ноги, неловко балансируя и покачиваясь, как фигурка из не полностью застывшего крема с небрежно нарисованным лицом: черными точками глаз, алой полоской рта, пуговкой кремового носа. Потом наваждение прошло - Альги стоял на ногах, оказавшись почти на голову выше Радецки, и смотрел на сатена сверху вниз своим немигающим, невыносимым взглядом.
- Впечатляет, - заметил сатен холодно.
По его змеиному голосу не чувствовалось, что он напуган так, как был напуган я - он только чуть сильнее растягивал гласные униса, как будто с трудом удерживался, чтобы не подменять их звуками своего языка.
- Здесь нельзя находиться посторонним, - сказали динамики голосом, который теперь уже совершенно не ассоциировался с Альги.
- Это правило стоит пересмотреть, - Радецки улыбнулся, облизнув черные губы. - У нас теперь, вроде бы, сотрудничество.
Альги смотрел на него, не мигая. От того, что меня задевал его взгляд, у меня отчетливо начало ломить в висках.
- Радецки, вам лучше уйти, - попросил я снова, уже зная, что сатен не послушается. Я хотел было встать, взять его за плечи и вывести наружу, но не мог двинуть ни одной мышцей. Давление на виски становилось все более невыносимым.
Впервые за долгое время мне стало страшно. Не от того, что Альги может убить змееподобного сатена. От того, что Альги может сделать с ним, если не убить.
С трудом двигая потяжелевшими руками, я вытащил коммуникатор. Чтобы найти личный номер Альмы ушла целая вечность. Еще больше времени потребовалось на то, чтобы набрать сообщение.
"ЧП, - написал я. - Твой брат".
Пальцы не слушались, и я поспешил нажать "отправить" прежде, чем время остановится для меня окончательно.
Альги и Радецки стояли друг напротив друга, сатен рассматривал человека с ленивым любопытством, человек сатена... так не смотрят на живых и не смотрят на мертвых. Так смотрят на точку, не вписывающуюся в заданную систему координат, на разлом в привычной картине мира. Я почти физически чувствовал, как что-то тяжело ворочается в изуродованном мозгу Альги, как он пытается соотнести Радецки... С чем? С кем? Я не знал.
- И много у вас таких чудовищ? - в пустоту поинтересовался Радецки.
В следующее мгновение Альги ударил.
Это не было ударом в полном смысле этого слова - Альги вытянул руку, коротко, рывком, и конечность перестал быть рукой, стала чем-то совершенно иным, то ли щупальцем, то ли просто сгустком материи, похожим на кусок белесого теста, торчащего из рукава футболки. Радецки отшвырнуло в сторону, я не успел заметить, как Альги коснулся его и что именно сделал - отбросил или просто толкнул. Сатен зашипел, по-змеиному высовывая язык, но не пытаясь подняться на ноги, только выставил вперед здоровую, левую руку в нелепой попытке защититься. Альги сделал короткий шаг к нему, тело его вздрагивало, как студень, плавилось, менялось неуловимо, и от этого еще более страшно, как будто переваривало самое себя, становясь чем-то принципиально новым.
А я все вставал и вставал, и никак не мог подняться с кресла.
А потом в рубку ворвалась Альма, и время вернулась на круги своя.
Я не знаю, что она сделала, помню только, как сам слетел с кресла, рывком поднял на ноги неподвижно сидящего Радецки и вытолкал его прочь с наблюдательного поста. Оставаться внутри я и сам не мог.
Радецки тяжело дышал, но, к его чести, не пытался ни свалиться в обморок, ни навалиться на меня. Вместо этого сатен тяжело привалился спиной к стене и медленно вытер ладонью вспотевший лоб. Рука у него заметно дрожала. Я хотел сказать ему, что ни разу не видел, что представляет из себя Альги на самом деле, и что ни за что не хотел бы увидеть это вновь. Хотел сказать, что они, сатены, на нашей орбитальной станции должны подчиняться нашим правилам. Что это была преступная халатность, что никто не виноват, что все знают про Альги, что ему просто нужно было меня послушаться, что ничего страшного не случилось...
Я ничего не
сказал - у меня то и дело темнело в глазах, и я боялся, что упаду или расплачусь. Мне все еще было страшно. До крика.
- Я не думал, что так бывает, - с явной неохотой признал Радецки.
Это не было похоже на извинения - просто констатация факта, но я был благодарен ему уже за то, что он не молчал, что нарушил гнетущую тишину, полную нашего перепуганного дыхания.
- Я не знал, - ответил я на вопрос, который не был задан. - Не знал, какой он. Наверное, этого никто не знает.
- Только Син`ешаль, - тихо проговорила неслышно появившаяся на пороге Альма. - А теперь еще вы двое.
Она выглядела усталой и потрепанной, совсем не такой, какой я видел ее днем. Коса растрепалась, и пепельные волосы напоминали пушистое облако вокруг головы, под глазами темнели синяки, а сами глаза были красными от лопнувших венок.
- Вам лучше уйти, - попросила Альма.
Я хотел что-то сказать, извиниться, но она посмотрела так умоляюще, что слова застряли у меня в горле.
Кивнув, я неловко тронул Радецки за плечо. Тот дернулся, как от удара, покосился на Альму и, неохотно отлепившись от стены, попросил:
- Проводи меня в медотсек.
Кажется, на моем лице очень четко проявился ужас от того, что Альги мог что-то сделать с ним, потому что сатен вопросительно приподнял бровь и пояснил:
- Ваш капитан не спешит выделять нам комнаты.
Он шагнул вперед, предоставив мне возможность догонять, и я так и не смог заставить себя спросить, каким оно было - прикосновение Альги.
О приказе Син`ешаля Хирой вспомнил только у своей каюты и в порыве эмоций вдарил кулаком по сенсору.
"Дверь открыта", - написала Тиферет на панели над притолокой.
- Скотина, - с чувством проинформировал станцию Хирой, разобрав надпись с третьего раза - в коктейли Муха явно что-то подмешивал.
"Скотина - это животное, - не осталась в долгу Тиферет. - Я не животное. Я даже не живое существо, значит, по определению не могу быть скотиной".
- С-с... - начал было Хирой, но не смог подобрать слова, которое выражало бы всю гамму его чувств по отношению к разумным орбитальным станциям, но при этом не вызвало бы волну зубодробительных противоречий.
Пилот постоял недолго, балансируя на уплывающем из-под ног полу, с третьей попытки вытащил коммуникатор и тут же забыл, зачем.
- И какого черта я так напился? - мрачно поинтересовался Хирой в пространство.
"Наверно, тебе было грустно, - предположила Тиферет и поинтересовалась: - Ты хочешь поговорить об этом?"
- Всю жизнь мечтал поговорить с чертовой машиной психиатром, которая будет буквами выдавать мне диагноз! - взъярился Хирой, хлопнул ладонью по сенсору, чтобы деактивировать открытый замок и, отчаянно шатаясь, направился в сторону медотсека, как и обещал Син`ешалю.
"Дурак", - написала Тиферет на табло, но пилот этого уже не видел.
В медотсеке царили разброд и шатание. По крайней мере, так это выглядело со стороны. Посреди кабинета Александра, это было хорошо видно через двери, чью прозрачность кто-то поставил на сто процентов, стояли сам андроид, Син`ешаль и третий, кого Муха описывал как "мужик в платье с рогами". Капитан сатенов, как догадался Хирой. Он приблизился, предусмотрительно не касаясь дверей, чтобы не среагировали сенсоры, и присмотрелся к сатену.
А в следующую секунду у него потемнело в глазах.