В 1927 году на Сольвеевском конгрессе в Брюсселе Эйнштейн атаковал Бора остроумными доводами, целью которых было показать, что индетерминизм в новой квантовой теории базируется на неполном знании. Хотя контраргументы Бора в итоге победили, Эйнштейн упрямо держался за свои убеждения: «Теория … говорит о многом, но на деле ничуть не приближает нас к разгадке тайны «Старика». Я, во всяком случае, убеждён, что Он не играет в кости»[275]. По мнению же Бора, квантовая теория исключает объективность (детерминизм) именно в силу своей завершённости. Несмотря на возражения Эйнштейна, преобладала так называемая копенгагенская школа, признававшая, что парадокс — необходимое условие формулирования квантовой теории.
После представления исторической подоплёки Паули описал сон 1934 года, который, как он утверждал, впервые помог ему осознать значимость физических снов.
Человек, похожий на Эйнштейна, рисует на доске фигуру:
Квантовый разрез
«Рисунок был явно связан с вышеупомянутым спором,» — комментирует Паули, — «И, видимо, представлял собой нечто вроде ответа от бессознательного. Он изображал квантовую механику … как одномерный разрез в двумерном значимом мире, чьё второе измерение можно видеть только как бессознательное и архетипы»[276].
Сон выражает следующую идею: архетипический фон физики, как метафизическая реальность, имеет кое-что общее с коллективным бессознательным, но лишь так, как линия является только частью плоскости. Классическая физика, не чувствуя этой связи, по мнению Паули, остаётся косной и неполной. Но это ещё не всё. Так же, как судьба физики — искать завершённость в связи с психологией бессознательного, так и судьба юнгианской психологии — исследовать свою связь с устоявшейся, авторитетной областью — такой как физика. Это, утверждал Паули, воссоздаст целостность, которая, как и боялся Фладд, утеряна с развитием науки. Теперь, по прошествии порядка двадцати лет после сна об Эйнштейне, Паули в голову пришли две кватерности, которые исчерпывающе показывают, как решение психофизической проблемы может привести к этой целостности.
Первая кватерность Паули связана с третьим кольцом интеллектуальных размышлений. Она включала в себя четыре личности: Эйнштейна, Юнга, Бора и самого Паули.
Первая кватерность.
В этой модели Юнг и Бор представляют соответствующие области. Однако загадочная фигура Эйнштейна требует отдельного пояснения. Эйнштейн был известен не только как основоположник теории относительности, но и как «крёстный отец дополнительности»[277]. При этом классический ум Эйнштейна не мог принять принцип дополнительности, сформулированный Бором. Рассматривая этот конфликт, Паули отождествлял Эйнштейна с теневой фигурой, ответственной за связь с самостью.
В этой кватерности Бор и Юнг составляют взаимодополняющую пару. Физика нуждалась в расширении (завершении) путём ассимиляции бессознательного, а юнгианской психологии необходим был академический статус, которым обладала физика, несмотря на свою незавершённость.
Паули предсказал этот архетип целостности: «Я не знаю, состоится ли это coniunctio, и когда это произойдёт, но не сомневаюсь, что это самое прекрасное, что может случиться с психологией и физикой»[278].
То, что Паули не удалось схватить кольцо интеллектуальных размышлений, привело его к мысли, что он не встречал никого подобного Юнгу, кто обладал бы как физической, так и математической базой. Пока эта проблема оставалась нерешённой, третье кольцо было недоступно. Четвёртое кольцо Паули рассматривал как компенсацию за нерешённую проблему объединения противоположностей. Оно представляло путь к coniunctio через бессознательное, а не через интеллект. Поскольку психофизическая проблема была неотделима от индивидуации, они зависели друг от друга.
Обратившись к своей индивидуации (четвёртому кольцу), Паули составил вторую кватерность, представляющую собой аспект его личной психологии. Он выразил её через четыре психологические функции Юнга, как показано (в несколько изменённом виде) на рисунке: