В верховьях Яны тронулся лед, вода поднялась и вышла из берегов. Мы опасались, что затопит юрты. Но постепенно вода спала.
Шестого мая мой день рождения. Мама подарила мне баночку мясных консервов, которую мы все вместе съели. Римантас сказал: «Мой день рождения будем отмечать с нельмой и лепешками! Получу талоны на продукты и деньги за выловленную рыбу».
Наконец лед прошел. Римантас и Вайдас со всей бригадой отправились вверх по Яне. Я с ними не простилась — все еще не прошла горечь от ссоры из-за хлеба. Утром перед дорогой Римантас рассказал, что ему приснилось, будто Карачин вырвал у него щипцами все зубы. «Очень плохой сон», — сказала мама. Попрощалась она с Римантасом такими словами:
— Прощай, Римас! Береги себя! Может, больше никогда не увидимся…
После того как мужчины уехали, мы с мамой принялись приводить в порядок «квартиру». Разобрали нары и одни переместили туда, где спал Гудьюргис. Теперь появилась возможность подойти к столику и сесть. Под нарами был слой льда, и я топором колола его, чтобы скорее растаял. Получили письмо от Римантаса — принесли рыбаки. Он писал, что живут они хорошо, едят вволю, бригадир Костя Сергеев очень хороший. «Достать бы еще сахар, жили бы как в Литве!» Жаловался только, что болит ухо.
Я тоже пошла ловить рыбу. Первый раз забросили сеть длиной триста метров и стали тащить. Когда подтащили поближе, запахло рыбой, и этот запах напомнил мне Литву и растущие там огурцы. Над шуршащей от рыбы сетью кричали белые и черные чайки. На одном конце сети была мотня — такой мешок, куда сбрасывают рыбу. Но было ее так много, что не помещалась в мотню. Рыба больно хлестала по ногам. Мы выловили пять тонн, ссыпали все в баркасы, и на этом лов закончился. Одежда промокла, подходящей обуви у нас тоже не было — якуты носили сшитые из брезента и обмазанные дегтем сапоги, которые называли здесь ичигами. Сдавать рыбу наш хитрый бригадир Бартникайтис послал меня и Зосю Калковайте. На пункте приемки уже ждала очередь из баркасов. Дул холодный северный ветер, одежда заскорузла и превратилась в ледяные скафандры. Казалось, что коченеют кости, страшно болели ноги. Наконец мы сдали рыбу. «Если поймают с рыбой, будут судить как за воровство», — предупредил Галковский.
В сеть попадала и мелкая — наподобие кильки — рыбешка, тугунок. Мы исхитрялись иногда полакомиться ею: насыпем заранее в карманы соль, ловим тугунка, откусываем ему головку, вытаскиваем внутренности, в кармане посолим и в рот. Вкуснотища! Рыбу мы ловили для фронта. Из картона я изготовила трафареты «Рыба фронту» и на бочках соленой рыбы масляной коричневой краской ставила это клеймо.
Не всегда удавалось за один раз вытащить столько рыбы, чтобы баркасы были полны. Иногда приходилось забрасывать сеть четыре-пять раз. Работали на совесть, так как появилась надежда, что голодать больше не придется. Мы шли на хитрость: подпоясывались веревкой, к ней за жабры цепляли рыбу, прятали ее в штаны и так приносили домой. Рыба — мокрая, скользкая, холодная — царапала живот, ноги… От усталости я долго не могла уснуть, часто думала о братьях, как они там, болит ли все еще у Римантаса ухо. Мама готовила еду, и я понемногу приходила в себя. Стоял полярный день, солнце ходило по кругу, и не было ему дела до того, что творится здесь, на Земле. А для нас путались дни и ночи. Часов не было, лишь изредка ветер доносил удары гонга, зовущие на работу трудяг и служащих. Работали мы сутками, поэтому гонг слышали несколько раз, и он только сбивал нас с толку. Как-то раз мама в полночь отправилась в тундру собирать дрова — такая у нее теперь была работа.
Утром 13 июня 1943 года, когда я после трудного лова еще сладко спала, в юрту сунула голову Зося Калкопайте и поманила меня пальцем. Накинув шубейку, я выскочила на улицу.
— Тебе чего? — спросила я.
— Брат утонул…
— Владас?
— Нет, не мой брат, а твой…
— Ой! Какой же? — трясла я Зосю.
— Римантас…
— Боже, почему не Вайдас! — вырвалось у меня непроизвольно. — А ты откуда знаешь? — Меня бил крупный озноб.
— Вайдас сидит у Гене, в юрте Закарявичюсов, и боится идти домой.
Я помчалась к Закарявичюсам. На нарах, закрыв руками лицо, сидел Вайдевутис.
— Вайдас, скажи, это правда? Говори, может, еще можно спасти? Вайдас! — умоляла я.
Оказалось, у них там был только один баркас, с него и сеть опускали, на нем и улов на пристань возили. Поскольку у Вайдевутиса было слабое здоровье, сеть он не тащил, а шел по течению с колом, к которому был прикреплен другой конец сети. А всю работу делал Римантас с другими рыбаками — они гребли, ставили сеть, вытаскивали ее на берег. Опустив с баркаса сеть, они немного подтягивали ее к берегу, чтобы не унесло течением. Римантас все еще жаловался на ухо. Утром он сказал брату: «Уши заложило, говори громче». Когда сеть тащили к берегу, течение подхватило баркас. Бригадир Костя Сергеев закричал: «Баркас уносит, теперь неприятностей не оберемся! Куда рыбу сыпать будем?» Римантас скинул тулуп и в рубашке, ичигах и шерстяных штанах прыгнул в ледяную воду.