Теперь я снова работала на засоле. Послали в Илиншар, если по прямой, то это километров четырнадцать. Летом очень трудно идти по тундре — с кочки на кочку, а кочки эти мягкие, мокрые, ноги вязнут… К тому же всякие озерца, овражки, которые надо было обходить. Так что дорога получалась чуть ли не вдвое длиннее. Вместе со мной работала и Ядзя. Как-то раз, вернувшись в Ситцевку за продуктами, мы решили не идти пешком, а на якутской лодке плыть по Яне до моря Лаптевых, потом морем и по одной из проток добраться до места лова и цеха засола.
Эта наша прихоть чуть не окончилась трагически. Когда наконец добрались до места, все удивлялись, как это мы остались живы. Все ахали и охали, только один старик Шапаускас, устроившись на солнышке в безветренном месте, молча и сосредоточенно собирал и бросал на землю крупных вшей. Что же до бактерий, то это был Север, и все они погибали. За все время никто не подцепил никакой инфекции, а, казалось бы, в наших условиях от одной инфекционной болезни могли бы вымереть все. Бактерии погибали, а мы выжили! Все-таки очень выносливое существо человек!
Когда я вернулась домой, мама рассказала, что отдала члену экспедиции Пете — она и фамилии-то его не знала — двое своих золотых часиков. Петя, большой неуклюжий человек, увидев мамины часики, сказал, что вообще-то он часовщик, а в экспедицию завербовался для того, чтобы побольше заработать. Мама поверила ему и отдала свое богатство. Повстречав начальника партии Чуркина, мама поинтересовалась, когда вернется из экспедиции Петя. Однако Чуркин объяснил, что в Коугастахе он больше не появится, а поедет прямо в Ленинград. Мама очень расстроилась и рассказала ему о часиках. Чуркин усмехнулся: «Достаточно было взглянуть на его пальцы! Разве такими граблями чинят часы? Но в тундре их ему не продать, я сейчас еду туда, если хотите, можете поехать со мной». Мама поехала с Чуркиным в тундру, километров за сто от Коугастаха. Петя часики вернул, и мама пешком по берегу реки вернулась домой.
В Коугастах приехали работники военкомата. Это были двое военных — один якут, другой высокий красивый русский. Мы с Ядзей стали готовить концерт. Ральчинене учила нас по-русски петь цыганские песни.
16 января — день рождения Юргиса. Он пригласил меня в гости, я пообещала прийти, но мои планы спутали эти приехавшие военные. У финских и немецких женщин мы одолжили длинные юбки и цветастые платки. Из бумаги вырезали огромные серьги и подвесили их на нитках. И в самом деле стали похожи на красивых молодых цыганок. Однако я была простужена и совсем охрипла, поэтому уже днем предупредила Юргиса, что не приду к нему. Настоящая же причина была другая: мне хотелось хотя бы посмотреть на культурных мужчин, прибывших из цивилизованного края. И себя показать… Договорились, что Ядзя петь будет одна, а я под ее пение буду танцевать. Поскольку в детстве я посещала балетную студию Броне Курмите и к тому же обладала кое-какими артистическими способностями, наше выступление удалось на славу. Главное, что оно очень понравилось зрителям. После концерта были танцы. Нас, еще не переодевшихся, все время приглашали военные: меня — красивый русский, а Ядзю — якут. Потом русский пригласил нас обеих в гости к доктору Карачину. Я с радостью согласилась, сказала только, что надо зайти домой переодеться. Ядзя идти отказалась — была недовольна, что за ней ухаживал якут, а не его красивый товарищ. Одной идти не хотелось. Но дома у Ядзи мы застали Зосю, которая охотно согласилась составить мне компанию. Военный зашел со мной в нашу юрту. Мама задернула простыню, за которой я переоделась. Я нарядилась в белое платье в синий горошек, сверху набросила накидку. Теперь я выглядела почти как в Литве. Верхняя часть смотрелась довольно хорошо, но нижняя! Нижняя — сапоги, голые икры — никак не вязалась с летним платьем… Впрочем, она будет под столом! Мама не возражала, потому что знала, как мне хочется хоть немножко развеяться, к тому же мы шли к серьезному, семейному человеку, да и мне она доверяла. Когда я уже собралась, стукнула дверь и появился Юргис в расстегнутом тулупе.
— Юрате, куда это ты?
— Не твое дело!
— А знаешь хоть, с кем идешь?
— Знаю, — ответила я спокойно.
— Никуда я тебя не отпущу!
— Ты кто мне? Муж?
— Все равно не позволю тебе шляться со всякими авантюристами!
Военный стоял и молчал, но было видно, что он догадывается, о чем речь. Я строго попросила Юргиса пропустить нас.
— Ко мне на день рождения прийти не смогла! Больную изобразила! — крикнул Юргис и выскочил на улицу.
Зося, когда мы зашли за ней, была уже готова, якута она не отвергла. До больницы примерно километр. Коленкам было холодно, но ведь это уже не первый раз. У Карачина было очень уютно и тепло. Жена, молодая якутка, накрыла стол, поставила и разбавленный спирт. По-русски мы говорили уже не хуже Карачиных, вечер прошел весело. Когда я собралась уходить, мой кавалер стал уговаривать меня остаться, но я решительно сказала, что мне пора домой. Зоська осталась с якутом.