Выбрать главу

— Будете еще собирать, что разбросаете!

Мы так не думали.

«Собачья радость» сопровождала нас всю дорогу, а кашу меняли — давали то перловую, то ячневую.

Проехали Волгу. Величавое течение ее вод произвело на нас сильное впечатление. А вот и Свердловск. Меня всегда посылали за обедом. Стоя в очереди возле столовой, я вдруг услышала, как из уст в уста передавалось слово «война». Мы вернулись в свой вагон в хорошем настроении — может, нас теперь вернут домой? Может, наш эшелон и сопровождающие его охранники на фронте нужны больше, чем здесь? Вдруг по вагонам разнеслась весть: «Мужчин везут!» Мы стояли на месте, а мимо нас медленно проплывали вагоны с мужчинами. Издалека выкрикивали фамилии едущих, и жены и дети протискивались к обитым железом оконцам, чтобы увидеть своего мужа, отца, сына, брата… Вдруг до нас донеслось: Витаутас Бичюнас… Нас пустили к окошку. Оба состава гудели, как гигантские пчелиные ульи, ничего невозможно было разобрать, женщины сквозь рыдания что-то кричали, дети плакали.

— Берегите Юрате! — услышали мы папин голос и увидели часть его лица в окошке, к которому прижимались и другие мужчины.

— Как ты? Здоров? Куда вас везут? — кричала мама, но вагон уже тронулся…

Это была последняя встреча — больше мы отца не видели, ни живого, ни мертвого.

Когда отъезжали от Свердловска, услышали взрывы, думали, что это бомбежка и что война уже докатилась досюда, но оказалось, что это взрывают горы. Люди снова успокоились. Делать было абсолютно нечего, поэтому женщины, в сумочках которых сохранились заколки для волос, усадив меня на ведро, каждый день делали мне новую прическу. Зеркальца не было ни у кого, и полюбоваться на себя я могла, только когда ходила за обедом, — в каком-нибудь пыльном оконном стекле.

Русские часто провожали нас криками: «Фашисты, фашисты!» — а стоило эшелону остановиться, собирали в кастрюли кашу и несъедобную «собачью радость», которые мы выбрасывали. Нас охватывал ужас: война только началась, тут спокойно, а местные люди нищенствуют…

На остановках уже разрешали добежать до кустиков. А иногда, раскрыв двери, охранники командовали: «Прогулка!» Из всех вагонов высыпали люди. Иду я как-то раз вдоль состава, смотрю — учитель химии Андрюкайтис, хоть и заросший весь, но взгляд тот же и все те же сросшиеся черные брови. В гимназии я была влюблена в него. Во время выпускных экзаменов он пригласил к себе домой меня и Салюте Юрйонайте, чтобы мы потихоньку исправили ошибки в задачах по тригонометрии у тех, кому грозили двойки. Разглядывая семейные фотографии учителя, я сунула парочку в кармашек, предназначенный для шпаргалок. Мы переписали неправильно решенные задачи ученическим почерком.

— Понимаете, девочки, время такое неспокойное, ваш класс — последний, систему образования реформируют. Кто плохо решает задачки, из того все равно математика не выйдет, и тригонометрия ему никогда больше не понадобится. Так зачем же из-за этого оставлять его на второй год?! Пусть идет тем путем, который выбрал, — сказал нам учитель Андрюкайтис.

Вернувшись тогда домой, я просмотрела похищенные фотографии и ножницами всюду отрезала его жену. Когда за нами пришли, эти фотографии лежали в альбоме, я не рискнула приклеить их, а то не могла бы никому показать альбом. Так что они снова оказались в том же самом кармашке для шпаргалок вместе с другими. И вот теперь, увидев его в вагоне, я крикнула:

— Здравствуйте, господин учитель!

— О, Юрате, здравствуй! Как же это мы вместе тут оказались? Ведь вас раньше взяли, а меня прямо с экзамена затолкали в вагон, где уже сидели жена с детьми…

— Так, может, вы и фотографий с собой не захватили?

— Не до них было!

— А у меня есть парочка ваших, только они маленькие!

— Откуда же?

— Утащила, когда у вас дома была…

— Ого! Не дашь ли мне одну?

— Могу хоть все отдать, себе одну оставлю, но я жену вашу отрезала.

— Ну и шалунья! — сказал учитель и рассмеялся.

Я принесла ему все, за исключением одной совсем маленькой, которую наклеила на красивый круглый камушек, найденный под вагоном.

Время тянулось очень медленно. С какого-то момента вагонные двери стали оставлять открытыми и во время движения поезда. Я подолгу сидела, свесив ноги. Мимо проплывали красивые виды. Вот уже остались позади Уральские горы, потянулись болота, тайга, проехали огромный новосибирский вокзал, а нашему пути, казалось, не было конца…