Выбрать главу

Однажды Славка собрался к Альгису в Казачье. Мы попросили отнести ему Улахана, потому что от старого кота так воняло, что во всей нашей уютной квартире стоял неприятный острый запах. Славка сунул за пазуху сибирского кота и ушел. Вернулся уже без Улахана. Через пару дней мне понадобилось идти в Казачье. Иду по берегу реки, смотрю — навстречу якут идет. Хотя он был еще далеко, но видно сразу — маленький, ноги кривые, раскачивается из стороны в сторону. Я перепугалась, надо как-то дать понять, что я не русская. Он подошел совсем близко. Вижу, за торбас нож засунут. Якут заговорил первым.

— Дороба, — поздоровался он.

— Дороба, — отвечаю.

— Нюча? (Русская?) — спрашивает он.

— Нет, литовка, — отвечаю по-якутски.

— Что значит «литовка»?

— Литва, Эстония, Латвия, Финляндия… — пытаюсь объяснить.

— Оксие! Пин! (Ого! Финляндия!) Хана барда? (Куда идешь?)

— В Казачье.

Якут попрощался и пошел в направлении Крестов.

В мае мы снова услыхали голос Левитана. Он сообщил, что цены понижаются еще на десять процентов в среднем. И снова «жить стало лучше, жить стало веселей». Юргис мотался с аккордеоном по гулянкам, таскал с собой и меня.

Приближались выборы. Из Якутска приехал наш кандидат в депутаты юрист Калинин, молодой красивый мужчина. В конторе он принимал избирателей. Мне пришла в голову мысль обратиться к нему по поводу той давней недостачи соли. Я написала заявление, все изложила в нем и пошла в контору. Калинин пригласил сесть, предложил папиросы «Беломорканал» — пачка лежала на столе, и он предлагал каждому, кто приходил. Я и на словах ему все рассказала, и заявление оставила. Казалось, он поверил, что говорю правду. В клубе готовилась встреча с кандидатом. Наумкин велел мне подготовить выступление. Я всячески отнекивалась, но никто меня не слушал:

— Ты на сцене отлично чувствуешь себя, вот и выступишь от молодежи.

Я написала текст, предварительно показала его Наумкину, тот одобрил. Ходила по комнате и повторяла свою речь. Все было складно. Но когда поднялась на трибуну, горло сдавило, голос пропал, все, что я заучила, куда-то уплыло… И я с грехом пополам выдавила из себя:

— От имени молодежи призываю всех голосовать за блок коммунистов и беспартийных!

Калинин уехал. Меня выдвинули в избирательную комиссию — считать голоса. Еще мне предстояло дежурить и крутить на патефоне пластинку: на одной стороне было «Эх, Настасья, эх Настасья», а на другой — «Дуня-тонкопряха». Там работал и буфет, отец Юргиса позволил мне торговать спиртом. Когда я отдала ему вырученные деньги, он меня похвалил, что умею торговать, хотя Юргис не один стакан спирта налил себе бесплатно.

Вскоре из Якутска пришло письмо: «Бывшему мастеру засола Юрате Бичюнайте недостачу соли списать». Теперь я могла ехать куда угодно, только бы комендант разрешил.

Приближалось Первое мая. Юргиса все наперебой приглашали на гулянки, переманивая его друг у друга, потому что музыкант всюду нужен. Ну, а Юргис мог выбрать, где ему приятнее гулять. Мы пошли праздновать к механику Кашкареву. Я вернулась домой за носовым платком и нашла там Славку уже в сильном подпитии. Он поднялся и схватил меня в охапку. Я оттолкнула его, но он не успокоился.

— Все равно ты будешь моей! — пыхтел пьяный Славка.

Я вырвалась и, выбегая, крикнула:

— Ну, погоди, я сейчас все расскажу Юргису!

Вернувшись к Кашкареву, я сказала Юргису, что произошло. Он швырнул аккордеон на кровать и большими шагами направился домой. Я поспешила за ним и видела, как кувырком вылетел Славка и валялся на земле, сверзившись с лестницы. Потом кое-как поднялся, еще какое-то время похорохорился, даже нож из-за голенища вытащил, и пошел искать новое пристанище. Люди рассказывали, что объявился он в Коугастахе, где вместе с одним заключенным, будучи совсем пьяным, убил другого заключенного и получил высшую меру.

Рыбы становилось все меньше. Эльтерман получил из Якутска распоряжение постепенно готовить рыбзавод к ликвидации. Отдел кадров приводил в порядок документы спецпереселенцев, выписывал трудовые книжки, в этой работе принимала участие и я. Выписала трудовую книжку своей маме, досконально отразив в ней ее трудовую деятельность. Поскольку у мамы не было всех необходимых документов, в графе, где надлежало написать: «Подтверждено документами», я писала: «Как сама говорит», и даже те бумажки, которые могли подтвердить мамин трудовой стаж, остались в конторе рыбзавода. Я тогда не понимала, что не подтвержденная документами работа не засчитывается в стаж.