Семь лет проработала я на ткацкой фабрике «Кауно аудиняй». И наконец исполнилась моя мечта — я попала в художественные мастерские, по вечерам рисовала узоры для шелковых тканей, доказала, что могу делать это не хуже, чем дипломированные специалисты, и меня перевели работать художником. В 1969 году я вышла на пенсию. Теперь я стала народным мастером. В своей жизни я совершила ошибки, которые и сегодня продолжают мучить меня, однако изменить уже ничего не могу.
В 1959 году, уже в Каунасе, родился сын Далюс. Нам, счастливо вернувшимся, ссылка напоминает о себе и телесными недомоганиями — мучает ревматизм, болят суставы, ощутимо сдает сердце. В 1971 году, не дожив до сорока девяти лет, умер Юргис. Я осталась вдовой с тремя иждивенцами. Мама, четыре года пролежав парализованной, умерла в 1976 году. Лишь благодаря тогдашней администрации фабрики я смогла должным образом ухаживать за ней — прекрасные люди главный инженер А. Вайдакавичюс и начальник производственного отдела Э. Марцинконене разрешали мне работать дома. Дануте, которая из-за ревматизма сердца провела детство в постели, все же стала дипломированной художницей, то есть продолжает дело нашей семьи. Она со своей семьей живет в Вильнюсе. Вайдевутис с семьей в 1957 году вернулся в Литву. В 1974 году он побывал в Якутии, на берегу Яны, где погиб Римантас, поставил новый крест и прикрепил привезенную из Литвы никелированную табличку с надписью. Когда он приехал туда во второй раз — в 1980 году, — взял с собой кинокамеру. Запечатлел места, где прошла наша юность, однако гэбэшники засветили пленку и еще допытывались у него, кому и какие сигналы он подает от креста Римантаса, — дескать, освещенная солнцем никелированная табличка отражает лучи света. Ему все же удалось привезти негативы снимков. Выйдя на пенсию, он собрал все изданные папой книги, собирал материал о его деятельности, переписывался с рижским архивом и оттуда, предварительно оплатив работу, получал копии папиных статей, опубликованных в газетах «Сегодня» и «Эхо». В 1986 году Вайдевутис умер. Кстати, от знакомых мы узнали, что в КГБ на деле Вайдевутиса стоит гриф «Особо опасный».
С товарищами по судьбе — так называемыми сибиряками — встречаемся как с родными. Стоя у могилы кого-нибудь из сибиряков, с грустью замечаем, что нас — вывезенных 14 июня 1941 года — раз от разу становится все меньше. Ушедшие свои воспоминания уносят навсегда…
