— Пажалста, дайте мне конфет!
— Нету, — ответила она.
— А где? — спросила я.
— На базаре выбрасывают иногда, — объяснила продавщица.
На обратном пути мы бесконечно повторяли этот таинственный ответ: «набазаревыбрасываютиногда». Придя домой, я первым делом спросила у мамы, что это значит.
Мама объяснила нам по-литовски.
— Но почему выбрасывают? Может, испорченные? — не поняла и мама.
Но скоро зашла наша здешняя знакомая и объяснила, что в базарном киоске иногда продают конфеты. На другой день мама собралась на базар и взяла меня с собой — а вдруг «выбросят» конфеты? Только как найти этот базар? Тут мы заметили быстро идущую пожилую женщину. Спросили у нее, и оказалось, что она как раз идет в том же направлении. Идем, они разговаривают между собой, только я ничего не понимаю. Мама потом пересказала мне их беседу.
— Бабушка, сколько вам лет? — спросила мама.
— Сорок пять, доченька.
— А мне сорок четыре… — растерялась мама.
— А-а-а, доченька, пережила бы ты с мое, и ты такая же была бы, — ответила женщина и, показав, где базар, свернула на другую улицу.
Вот мы и пришли. Был будний день, киоски оказались закрытыми, только за столами было несколько женщин, торговавших картошкой. Продавали кучками. Мама спросила, сколько стоит кучка.
— Пять рублей.
Мама схватилась за голову. Домой мы возвращались уже знакомым путем. Из школы высыпали дети. Увидев нас, они побежали следом, крича: «Цирк приехал, цирк приехал!» Где же этот цирк? Кроме их и нас, на улице никого не было. Все прояснилось позже. Дело в том, что все женщины носили тут серые выцветшие юбки, лапти и белые ситцевые блузки. Модницы вышивали на блузках васильки. А парень, у которого были спортивные тапки и велосипед, пользовался вниманием всех девушек. Поэтому дети, увидев нас в пестрых платьях и босоножках, решили, что это приехал цирк.
По дороге мы заглянули в магазин. На полках красовались банки с крабами, трехлитровые жестяные банки гороха со свининой, бутылки шампанского, был здесь и пышный пшеничный хлеб.
— Дайте килограмм хлеба, — попросила мама.
— Карточку, — протянула руку продавщица.
— Что? — не поняла мама.
— Карточку давайте! — повторила продавщица.
— Какую? Фотографическую?
— Ты что? С неба свалилась? Зачем мне твоя фотокарточка? Я и так тебя вижу. Хлебную карточку давай. По-русски разговаривает, а порядка не знает.
Мама объяснила, что мы только несколько дней как приехали.
— Будешь работать, получишь вот такую карточку. — Стоявшая рядом женщина показала какую-то бумажку. — Вот и купишь хлеба, сколько тебе будет положено.
Мы были потрясены.
Однажды на телеге приехала женщина невысокого росточка и спросила, кто умеет шить.
— Я и моя дочь, — сказала мама.
Женщина велела всем построиться. «Ты, ты, ты и ты поедете ко мне на работу», — ткнула она пальцем. Мне это напомнило торговлю рабами из «Хижины дяди Тома». Потом она указала, куда завтра явиться, и отбыла.
Утром мы собрались на работу. С нами шла и Бируте Нашлюнене. Адвокат Нашлюнас бежал за границу, а ее вывезли как жену, хотя они были в разводе, но у нее оставалась его фамилия. Она была фармацевтом, кстати, дочерью провизора Матулайтиса. Нашлюнасы были давними знакомыми моих родителей, а теперь мама говорила, что они сестры, чтобы их не разлучали. Бируте была веселой женщиной и всегда поднимала нам настроение.
Мы представились той самой женщине, как выяснилось, директору, которую мы между собой называли Вошью. Нам с мамой дали шить те серые юбки, которые носили, видимо, не только в Камне, но и по всей России. Закончив юбку, мы старательно пришили крючок и петельку. К нам подошла местная русская и сказала, что при такой работе мы ровным счетом ничего не заработаем, что крючки надо пришивать на живую нитку — кто купит, тот и пришьет как надо. Странным показалось нам ее замечание. Братья и еще один еврей грузили лоскуты на складе. Мама сразу предложила шить из обрезков сумки, потому что люди носили продукты, даже не заворачивая их, просто в руках. «Хоть в сумку продукты сложат, — объяснила мама директору. — А еще можно матрасы шить». — «Умница», — похвалила директор. Шли дни, мы шили юбки, сумки и матрасы. В обеденный перерыв шли в столовую, где можно было купить рассольник и галушки. Сначала нам давали ложки, вилки и даже ножи. Потом поняли, видимо, кто мы такие, и мы стали есть, как все: жидкое выпивали прямо из миски, а гущу цепляли кто чем — ключом, карандашом, а то и гвоздем. Потом пропали галушки. Из магазина исчезли крабы, горох со свининой и шампанское. Остался хлеб, семьсот граммов в день — по карточке, полученной в швейной мастерской. Как-то раз, в воскресенье, мы пошли на базар. Там жизнь била ключом. Найти можно было все, чего только душа ни пожелает, даже одежду: начиная с лаптей и кончая шубами.