- Опоздали - успел удрать, гад,- огорченно вздыхает хорунжий.
- Может, поищем что-нибудь пожрать? - вопросительно смотрит на него Олейник.
- Только побыстрее,- неохотно разрешает Рыхерт.
Из кухни ведет еще какая-то дверь. Я осторожно нажимаю ручку - и перед моими глазами появляются аккуратные полочки, заставленные снизу доверху стеклянными банками.
- Ребята, сюда! - обрадованно кричу я.
Чего только здесь нет! Компоты из различных фруктов соседствуют с банками со свининой, с колбасой, с домашней птицей, консервированные сливы и вишни - с зеленым горошком, со свеклой и с морковью.
Начинаем с домашней птицы. Каждому достается по банке консервов. Потом пробуем всего понемногу и рассаживаемся поудобнее в кресла отдыхать.
- Взвод, выходи! - командует наконец хорунжий.
Улица освещена огнем горящего здания. Мы направляемся к каналу, откуда слышится стрельба. Из многих окон и с балконов свешиваются белые простыни символ капитуляции. Валит густой снег. Перед нами мост через Брду. Из района элеватора доносятся выстрелы. Головная рота нашего батальона вступает в бой с противником. Со стороны Мостовой улицы слышен рев танков, и вскоре из-за поворота вылезает огромное стальное чудовище и на хорошей скорости несется к мосту. Стремительно вращается башня, и длинная пушка осыпает снарядами окна дома, откуда только что стреляли.
- Наши! - кричат бойцы головной роты.
Преодолев мост, мы попадаем прямо к нашим танкистам. Они угощают нас трофейными консервами, найденными на складе у железнодорожного вокзала, а местные жители - сухарями. Консервы с сухарями кажутся нам необыкновенно вкусными.
Построившись в колонну, продвигаемся по Гданьской. На мостовой и тротуарах валяется поспешно брошенная немцами боевая техника, особенно много минометов. Снова звучат выстрелы. Люди кидаются в подворотни, а мы, рассредоточившись, занимаем огневые позиции вдоль стен домов.
Минуты нервного ожидания кажутся вечностью, а тишина угрожающе-зловещей. Наконец поднимаемся, отряхивая прилипший к шинелям снег. Рядом останавливаются несколько бойцов с длинным противотанковым ружьем. Сержант, с торчащими из-под сдвинутой набекрень фуражки светлыми волосами, просит капитана Сергея Ширку:
- Гражданин капитан, разрешите сбегать домой. Я живу недалеко отсюда. Хочется повидать стариков. Пусть знают, что я жив и здоров. Можно, граж...
- Давайте! С вами пойдет мой заместитель хорунжий Ромуальд Луковский. Только долго не засиживайтесь.
- Ребята, пошли ко мне домой! - приглашает сержант.
Вместе со всеми отправляюсь и я. Идем по Рацлавицкой улице, сержант рассказывает, что он был насильно мобилизован в немецкую армию, но, как только его отправили на восточный фронт, перебежал к русским. Уже больше года он не имеет от родителей никаких известий.
Подходим к одноэтажному, обнесенному забором домику. Скрипит калитка. Сержант шагает первым. У двери он поправляет фуражку и стучит.
- Входите,- слышим женский голос.
Дверь открывается, и из нее выглядывает пожилая женщина, закутанная в шерстяной платок. В глубине темной прихожей виднеется мужская фигура.
- Войско Польское! Дорогие наши освободители! Проходите в комнату,гостеприимно приглашает мужчина.
Первым входит хорунжий, за ним - сержант, я и еще трое бойцов.
- Присаживайтесь. Правда, холодно у нас в доме. Нечем топить...- И вдруг, словно споткнувшись на ходу, восклицает: - Фредек, сынок, это ты?- И оба кидаются друг другу в объятия.
Тотчас же сбегаются соседи. Все хотят взглянуть на сержанта Малиновского, потрогать наши польские мундиры. И только мать Альфреда не может вымолвить ни слова и стоит в углу, беспрестанно вытирая платком глаза. Сын успокаивает ее. Затем она выходит из комнаты и спустя минуту приносит какую-то бумажку, перевязанную черной ленточкой.
- Смотри, Фред, смотри, дорогой,- протягивает она сыну.- Это извещение о том, что ты погиб под Витебском "за великую Германию",- все еще плача объясняет она.
Радость родителей, вновь обретших сына, безгранична. Но время бежит неумолимо, и хорунжий Луковский все нетерпеливее поглядывает на часы.
- Сейчас идем,- говорит сержант, заметив многозначительный взгляд офицера.- Нам уже пора. Прощайте, дорогие, до скорой встречи!
Нас провожают все жильцы дома. На прощание мать предостерегает сына:
- Фред, дорогой, береги себя, дитя мое...
- Хорошо, мама, хорошо!
- И получше бейте немцев! - напутствует отец.
Когда мы являемся в полк, там уже полным ходом идет подготовка к дальнейшему маршу. Одна колонна отправляется по улице Снядецких в направлении железнодорожного виадука, другая - движется по Гданьской. На железнодорожных путях начинается бой за казармы, а затем за Людвиково.
Немцы пытаются контратаковать. Грохочут орудия полковой артиллерии и минометы. Под прикрытием их огня врываемся на территорию казарм. Поняв наконец, что сопротивление бесполезно, немцы сдаются. В этом бою было взято в плен несколько десятков солдат 129-го пехотного полка. Отсюда началось преследование отступающих немецких частей в направлении Жолендово - Магдаленка - Короново,
Все время вперед
Наш передовой разведывательный дозор продвигается вдоль лесной просеки. Вдруг откуда-то доносится рев мотора, работающего на больших оборотах. Останавливаемся на минуту, прислушиваемся и крадучись подбираемся к опушке. Там буксуют две немецкие грузовые автомашины - они никак не могут взобраться на пригорок. Солдаты подкладывают под колеса сломанные ветки, изо всех сил подталкивают автомашины, однако это не помогает. Колеса упорно крутятся на одном месте. Короткими перебежками добираемся до ближайших кустов, а затем по команде хорунжего Рыхерта открываем огонь из автоматов.
Несколько немецких солдат падают, сраженные метким огнем, остальные в панике разбегаются. Один грузовик сразу загорелся, в кузов другого забрался рядовой Ришард Чепи-оглы, турок, родившийся в Вильнюсе, и принялся открывать одну за другой картонные коробки, которые там лежали.
- Шоколад! - кричит он обрадованно и бережно опускает в чьи-то услужливо протянутые руки большую коробку с надписью: "Англас".
Мы рассовываем по карманам плитки шоколада и шагаем дальше. Позади нас на фоне леса догорает автомашина, а впереди уже видны кирпичные дома поселка, разбросанного по обеим сторонам дороги.
На первый взгляд поселок кажется совершенно вымершим - нигде ни огонька, ни дымочка. И вдруг тишину разрывает неистовый лай вражеских пулеметов. Падают, сраженные смертельными очередями, старший сержант Казимеж Добротливы, капрал Юзеф Баран, рядовые Юзеф Косидло и Юзеф Пончек и еще несколько наших бойцов. Уткнувшись в снег, мы отвечаем короткими, но меткими очередями. Целями служат озаряемые яркими вспышками огня окна домов. Сзади слышен топот - это спешат нам на выручку бойцы нашего батальона.
Первыми прибыли артиллеристы противотанкового взвода под командованием подпоручника Хенриха Хаузера. Быстро, как па показательных учениях, они отцепляют пушки, развертывают их и с расстояния в несколько десятков метров открывают огонь по засевшим в домах гитлеровцам. Спустя минуту откуда-то справа к ним присоединяются пулеметы. Длинными очередями они пытаются подавить немецкие огневые точки. На рубеж, занятый нашим взводом, выдвигаются бойцы пятой пехотной роты. Впереди с пистолетом в руке бежит командир роты хорунжий Миколай Смирницкий.
Наш натиск возрастает. Пользуясь темнотой, немцы пытаются скрыться. Преследуя их, мы выходим к железнодорожным путям, врываемся в будку путевого обходчика. Перепуганный железнодорожник, не говоря ни слова, поднимает вверх руки.
Немного согревшись возле раскаленной докрасна печки, отправляемся дальше. Трудно ориентироваться в ночной темноте, очень мешает рыхлый глубокий снег, да и усталость начинает сказываться. Настроение у всех подавленное - столько боевых друзей потеряли...