Ох, ударился своей светлой головой, перелезая под вагоном, да так больно. Видимо будет шишка, даже перед глазами искрит. Андрейка шёпотом выругался, и тут же смолк, приближалась, надсадно сопя, бычья туша. Конечно, стремно, мимо прошел полицейский, и мальчишке пришлось лечь на пузо, прикрыв бело-русые волосы руками. Тот еще умудрился наступить сапогом с кованым железом каблуком, на большой палец босой ноги мальчишки, от чего Андрейка, едва не задохнулся, от взрыва боли. Пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть! Язык ощутил солоноватый привкус крови. Громила рявкнул низким голосом, жирного бегемота:
- Если прячешься воришка, то лучше выползай сейчас! Если я поймаю, не оставлю целой косточки. - И снова затопал, громыхая и сплевывая в сторонку и бормоча. - Всех беспризорных детей нужно отловить и в клетку, а еще лучше сразу же повесить на проволоке.
Андрейка шепнул:
- Животное в погонах!
"Бобик" прошел, и можно встать, только вот большой палец, словно в кипятке. Андрейке пришлось испытать новую муку, когда он полез на крышу высокого вагона. Вот так судьба коварна, больной палец о металлический выступ зацепило, и мальчик заскрежетал зубами, с носа скатилась капелька пота, а по исхудавшей щеке съехала, словно с снежной горки слезинка.
Это мука, сравнимая с восхождением на Эверест. Еще и руки расцарапал, вот балбес. Много о себе мнишь, хотя любой мальчишка ловчее тебя, знатока двенадцати языков и высшей математики. Фу, позор! Андрейка подтянулся на сверх усилии, губы шептали молитву Мадонне. Когда цель была достигнута, и пацан лег на крышу, с облегчением простонав, коснувшись потной щекой шершавого металла. Боль в пальце, утихла, а поезд, наконец, стронулся с места. Андрейка перебрался поближе к центру крыши, чтобы ненароком не полететь вверх тормашками. Ощущение движения и поток свежего ветра в лицо, успокаивал и поднимал настроение. Словно ты сдал трудный экзамен и теперь свободен!
Мальчишка откинул волосы, щекочущие свежую шишку на лбу, и запел тихонько, сочиняя на ходу:
В мире есть и горе, и удача,
Рок с судьбой бросают невода!
Иногда Паллада, словно кляча,
Грустные и тусклые года!
Меряет пьянчуга дно стаканов,
Хочет боль душевную залить!
Думает горячий бред туманов,
Может кошелек позолотить!
Я, пацан еще совсем зеленый,
Жизнь прозрачна, как морская гладь!
По уши в Отечество влюбленный,
О России в песне вспоминать!
Жизнь, как кони скачут в карусели,
Каждое мгновенье, как вода!
Дай, чтоб супостаты окосели,
Чтоб торжествовал солдат труда!
Будь рабочий вместе и крестьянин,
Молот в руки взял, трудиться сам!
Тяжело и солнце жутко парит,
Пионер весь изнемог, устал!
Но тружусь, не просто для кого-то,
К коллективу красному привык!
Всех подонков скинем мы в болото,
Словом крепок русский наш язык!
Руки крепнут от работы быстро,
Ты уже не мальчик - пионер!
Чтоб цвела страна под небом чистым,
Покажи в старании пример!
Вот на фронт отправлен добровольцем,
И прошел войну всю до конца!
Стал юнак к победе комсомольцем,
Вдохновил Господь на брань сердца!
А потом невеста, свадьба, радость,
Детский в доме раздается смех!
Победит наука, верю, старость,
Вечным будет слава и успех!
Мальчишка закончил пение на одном дыхании, почувствовав, как веточка щекочет ему голую пятку. Андрейка, ахнув, повернулся, на крыше рядом с ним сидел мальчик, может лишь немногим старше юного попаданца. Пацан, улыбаясь, протянул Андрейка руку.
- Я Чой, а ты кто?
Андрейка решил схитрить, дать себе имя подходящее для всех наций и народов, ответил:
- Александр! Привет Чой.
Несмотря на темноту, острые глаза Андрейки отлично видели, что перед ним азиат, китаец, или кореец. Впрочем, весьма сносно говоривший по-итальянски. Чой перехватил его взгляд:
- Да, я из китайского квартала в Риме. Не думай, не беглый, просто мне надоело вкалывать за гроши, и я решил побродить по Европе.
Андрейка вздохнул, потер свежую шишку на лбу:
- А где можно найти лучшую долю?
Чой поскреб обломанным, указательным пальцем руки по крыше:
- Не знаю! Может в СССР. Там говорят, нет капиталистов и злых олигархов. Ты ведь тоже ищешь лучшей доли, и поешь не по-нашему.
Андрейка быстро ответил: