Обитатели Поросья — торки, берендеи, печенеги и другие «свои поганые» — издавна были союзниками переяславских и киевских князей. Последние предоствили им значительную автономию и по возможности старались не вмешиваться в их дела. Как раз в том же 1150 году в землях «черных клобуков» побывал арабский путешественник и дипломат Абу Хамид ал-Гарнати, направлявшийся из Волжской Болгарии через Русь в Венгрию. «И прибыл я в город страны славян (вероятно, Торческ? — А.К.)… А в нем тысячи “магрибинцев”, по виду тюрков, говорящих на тюркском языке и стрелы мечущих, как тюрки. И известны они в этой стране под именем беджнак (печенегов. — А.К.)»[68].
«Черные клобуки» были врагами половцев. Половецкий набег 1150 года — если, конечно, сведения о нем Никоновской летописи точны — оказался совсем некстати для нового киевского князя. То, что он не сумел защитить торков от их всегдашних врагов, очень скоро будет поставлено ему в вину. По сведениям (или догадке?) В. Н, Татищева, именно это станет причиной вражды к Юрию обитателей Поросья. «Юрий, по некоей клевете гневаяся на черных клобуков, якобы они Изяславу доброхотствуют, — читаем в «Истории Российской», — в помочь им войск не послал, за что они, вельми оскорбясь, послали тайно ко Изяславу говорить, чтоб, собрав войско, шел ко Киеву, а они обесчались ему по крайней возможности не токмо сами помогать, но и других к тому склонять»{225}. Юрий рассорился и с берендеями — ближайшими родичами торков: «слыша в берендеях недовольство и великое на себя роптание, — продолжает историк XVIII века, — начал их бояться, також и черниговским не верил, ведая, что они Изяславу тайно приятели, и боялся, чтоб сии, согласясь, его Киева не лишили».
Так «черные клобуки» вошли в число противников Юрия. До тех пор, пока он сохранял мир с Изяславом Мстиславичем, это было не так уж страшно для него. Но в том-то и дело, что условия заключенного в Пересопнице мира не устраивали ни самого Юрия, ни его брата Вячеслава, ни тем более их племянника Изяслава, отнюдь не смирившегося с потерей Киева.
«…А С НАМИ НЕ УМЕЕТ ЖИТИ»: БЕГСТВО ИЗ КИЕВА
Войны того времени во многом велись ради захвата добычи. Привезенное из похода имущество — золото и серебро, челядь, скот, кони, оружие, одежды — служило и мерилом княжеской чести, и видимым выражением самой победы — своего рода аналогом византийских «триумфов», и средством материального обеспечения дружины, необходимым условием сохранения ею способности и в дальнейшем выполнять военные, административные и иные функции. Только принимая во внимание все перечисленное, можно понять, насколько болезненно отнесся Юрий Долгорукий к попытке Изяслава Мстиславича вернуть себе имущество, захваченное у него во время битвы под Переяславлем. На словах Юрий согласился принять тиунов своего племянника и оказать им помощь. Однако выполнять свое обещание на деле, кажется, с самого начала не собирался.
Тиуны Изяслава Мстиславича и его бояр в соответствии с достигнутой договоренностью прибыли в Киев «и начата познавати свое». Челядь узнавали «по лицу» и, очевидно, по расспросам; коней и скот — по клеймам, «товары» — по имевшимся на них княжеским печатям и другим имущественным отметкам. Процедура опознания утраченной собственности была оговорена соответствующими статьями «Русской Правды»{226}. И хотя они не вполне подходили для данного конкретного случая, все же было очевидно, что опознание должно быть утверждено княжеским решением. Юрий же опознания не утвердил и ничего из захваченного не вернул: «того всего не управи», по выражению летописца. «Мужи Изяславли» вернулись на Волынь ни с чем.
Понятно, какова была реакция Изяслава. Он немедленно отправил новых послов к Юрию и Вячеславу «с жалобою». Впрочем, обращался Изяслав к одному Юрию: «Тако се, брате, на том есмы хрест целовали, кому свое познаваючи имати. Ныне же, брате, оже хощеши хресту управити (то есть если хочешь крестное целование соблюсти. — А.К.), то дай ны Бог пожити; не хочеши ли управити, а то узрим». А не получив ответа, отправил и второе послание: «…Се же, брата (теперь уже двойственное число. — А.К.), первое есми слал к вам; и ныне любо на чем хрест еста целовала, то управита. Не хочета ли того всего исправити, то я в биде не могу быти».
Последние слова обоих посланий содержали в себе неприкрытую угрозу: волынский князь готов был начать войну из-за своей «обиды».
68
Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131 — 1153 гг.) / Публ. О.Г. Большакова и А.Л. Монгайта. М., 1971 (перевод О.Г. Большакова). В данном издании «город страны славян» (название которого в источнике приведено дефектно: «Гуркуман») отождествлен с Киевом. Однако это едва ли правомерно. Скорее, можно предположить, что речь идет об одном из торкских городов (возможно, следует читать: «Гуэ-керман», «город гуэов») — вероятно, о главном из них — Торческе (см.: