По Горыни проходила старая граница между Киевской и Волынской землями, подтвержденная недавним Пересоп-ницким миром. Получалось, будто Изяслав Мстиславич не претендовал на Киев, хотя его сын вместе с Глебом уже переправился через Горынь и находился в пределах Киевской земли.
Глеб направился к Киеву. Он миновал Ушеск (в верховьях реки Уж, притока Припяти). Судя по несколько туманному тексту летописи, туда же должен был выдвинуться и Юрий Долгорукий.
Но если Юрий и ожидал наступления Изяслава, то, так сказать, на главном направлении, с запада. Изяславу же удалось перехитрить его. Он двинулся южнее, в область «черных клобуков». (Летопись называет два пункта движения Изяслава Мстиславича — Гольск и Кунилю, но где располагались эти — очевидно, торкские — городки, неизвестно.) Торки, берендеи и другие представители «черных клобуков» «с радостию великою» начали стекаться к князю «всими своими полкы». Они и раньше охотно поддерживали Мстиславичей, а теперь тем более готовы были воевать вместе с ними против Юрия. Так силы Изяслава сразу же возросли во много раз.
Появление Изяслава в «Черных клобуках» стало для Юрия полной неожиданностью. К тому же оказалось, что прихода Изяслава ждут и киевляне, готовые в любой момент изменить своему князю[69]. Юрий же не оценил вовремя угрозу, не успел обратиться за помощью к своему свату Владимирку Галицкому или черниговским князьям. Не видя возможности защищать Киев, он решился бежать: «и перебеже за Днепр с сынми своими, и бежа в Городок в Вострьскии (Остерский. — А.К.)». Здесь Юрий и укрылся. Его старший сын Ростислав, напомним, сидел в Переяславле. Эти два города и стали главными опорными пунктами Юрия в Южной Руси.
Точная датировка событий в летописи отсутствует. По всей видимости, все происходило в самом начале лета 1150 года{230}. Но если так, то одновременно (или почти одновременно) с Юрием Киев покидал его сват и союзник Святослав Ольгович, имя которого летопись в связи с этими событиями не называет. Известно, что 5 июня 1150 года Святослав вывез из Киева мощи своего брата, князя-мученика Игоря, извлеченные им из киевского Симеоновского монастыря — места первоначального погребения святого. Запись об этом внес под 1150 годом в свою летопись киевский летописец: «В то же веремя, лете (последнее слово в рукописи зачеркнуто. — А.К.), Святослав Олговичь перенесе мощи брата своего Игоря от Святаго Семена ис Копырева конца в Чернигов, и положиша у Святаго Спаса в тереме»[70], а точную дату — 5 июня — сохранила церковная традиция{231}.[71]
В этот день был большой церковный праздник — День Святого Духа, понедельник первой седмицы по Пятидесятнице. Вероятно, Юрий еще находился в Киеве или только что покинул город (трудно предположить, что Святослав Ольгович мог вывезти мощи брата из Киева после вступления в город Изяслава Мстиславича). Но если наши расчеты верны, происходящее походило скорее не на торжественное церковное действо, а на бегство. В Чернигове же святые мощи князя-мученика были погребены со всеми подобающиим почестями, в особом «тереме» при кафедральном Спасском соборе[72].
Так завершилось первое киевское княжение Юрия Долгорукого, продолжавшееся менее года.
«НЕ ИДЕТ МЕСТО К ГОЛОВЕ, НО ГОЛОВА К МЕСТУ»: ВТОРОЕ КНЯЖЕНИЕ
Прежде чем покинуть Киев, Юрий дал знать об этом своему брату Вячеславу. Княживший в ближнем Вышгороде, тот успел въехать в город раньше Изяслава Мстиславича. Вячеслав не сомневался в своих правах на киевский стол: ведь его «старейшинство» было признано и братом Юрием, и племянником Изяславом. И когда Изяслав со своими полками приблизился к Киеву, оказалось, что Вячеслав уже занял княжеский дворец («Ярославль двор»), причем сделал это вопреки воле самих киевлян.
В событиях междоусобных войн середины XII века роль веча — органа городского самоуправления — проявилась очень ярко, как никогда прежде. Многое в судьбах княжеских столов разных городов Руси, в том числе и Киева, зависело от воли горожан, от их готовности принять или не принять того или иного князя. И чем более ожесточенно князья сражались друг с другом, тем в большей зависимости оказывались от поддержки городской общины. Возрастание роли веча, таким образом, явилось следствием не только экономического и социального развития южнорусских городов (на что обычно обращается внимание), но и ослабления княжеской власти, что, в свою очередь, напрямую связано с бесконечными княжескими усобицами. Киевляне и жители ближних к Киеву городов были на стороне Изяслава Мстиславича — и в конечном счете именно это определило его успех в войне с Юрием Долгоруким. Однако настроение киевлян то и дело менялось, и далеко не всегда они были готовы с оружием в руках биться за своего князя. Мы уже сталкивались с этим, говоря о первом вокняжении Юрия в Киеве; столкнемся с этим и позднее.
69
«В то же лето приде Изяслав вмале из Володимеря Кыеву, хотящим его кыяном», — сообщает Лаврентьевская летопись (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 326).
70
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 408. Эта запись (в статье 6558/1150 г.) поставлена явно не на место; она разрывает связный рассказ о переговорах князя Изяслава Мстиславича с венграми. Фраза «в то же веремя» свидетельствует о приблизительности датировки события.
71
В Минеях четьих священника Иоанна Милютина (1646—1654) названа другая дата памяти св. Игоря Ольговича — 5 января; возможно, ошибочно (там же. Т. 1. с. 266). О дате 11 июля, присут ствующей в Служебной минее XI11 (!) в. (там же. Т. 2. Ч. 1. с. 168), см. ниже.
72
Не исключено, что дата 11 июля, сохраненная месяцесловом Служебной минеи XIII в. (см. пред. прим.), имеет отношение к торжествам положения святых мощей в Чернигове, в то время как традиционная, 5 июня, — к их перенесению из Киева.