Ростислав отъехал в Суздаль без спора, мирно. Так было заранее обговорено с отцом: оступаться с новгородского стола без вражды и ждать, пока сами новгородцы сызнова позовут. Качался Новгород, как на качелях, - туда-сюда. От подобного качанья у любого, самого разумного мужа голова закружится.
Юрий к возвращению сына отнёсся спокойно, сказал Ростиславу:
- Лучше по сторонам смотреть, чем сидеть в Новгороде и ждать, когда мятежом опалит. Чаю, недолго Святослав просидит, если начнёт Ольгович в Новгороде свои порядки устанавливать.
Святослав Ольгович, чувствуя за спиной грозную подпору старшего брата, великого князя, повёл себя жёстко. Гонения обрушились не только на явных доброхотов князя Ростислава Юрьевича, но и на многих мужей, которые только в том и были виноваты, что, не прислоняясь к Юрьевичу, не перекинулись и на сторону Ольговичей. Бояре Судила, Нежата и Страшно едва успели с семьями и всеми своими людьми отбежать в Суздаль, под защиту князя Юрия Владимировича.
Перегибал палку Всеволод Ольгович, так с Господином Великим Новгородом обращаться было опасно...
В лето шесть тысяч шестьсот сорок восьмое[115] накопившееся недовольство взорвалось новым мятежом. Князю Святославу Ольговичу указали путь из города.
Святослав подчинился воле вечников неожиданно легко. Ходили слухи, что он и сам будто бы не прочь был уйти на Киевщину, поближе к старшему брату, чтобы вовремя переять великокняжеский стол (Всеволод Ольгович начал прихварывать).
Так было или не так - кто знает? Однако отъезжал Святослав мирно. Епископ Нифонт благословил князя на благополучную дорогу, а бояре привезли из своих вотчин щедрые дорожные корма. До вечера носили княжеские холопы в ладьи бочки, короба, большие берестяные туеса со снедью.
Толковали вечники, что Бог вразумил князя Святослава Ольговича: властвовал нетерпимо и зло, а отъезжал по-доброму. Так-то и лучше - миром...
Однако благодушествовали новгородцы недолго. Прознали вечники, что вместе с князем тайно бежали из города посадник Якун с братом Прокопием, снарядили погоню.
Княжеский судовой караван двигался вверх по реке Ловати неторопливо, несторожко. Да и от кого было сторожиться? Ведь новгородцы отпустили князя со всей приязнью, а до рубежей Смоленского княжества, извечной вотчины Мстиславичей, было рукой подать - вёрст триста. Для русского человека, привыкшего к немереным просторам своей земли, триста вёрст не расстояние!
Князь Святослав Ольгович коротал скучные путевые дни в беседах с посадником Якуном. В Новгороде всё было некогда, утонул князь в непрестанных заботах и хлопотах, а тут можно было без торопливости поговорить и по достоинству оценить собеседника.
Мудрым и прозорливым мужем оказался Якун Мирославин, хотя его пророчества порой и огорчали князя. Предвидел Якун многие новгородские мятежи и возможное возвышение Юрия Владимировича Ростово-Суздальского. Осторожно намекал, что тихое сидение Юрия в Залесской Руси только до времени... Переменится власть в Киеве, и снова начнёт Юрий подминать под себя Новгород. А может, и раньше это произойдёт, ибо много осталось у Юрия в Новгороде тайных доброхотов...
Прокопий больше отмалчивался, но по всему было видно — неспокоен брат посадника, чем-то встревожен. На длительных береговых стоянках (княжеские ладьи причаливали к берегу задолго до заката и снова отправлялись в путь близко к полудню - не торопились) Прокопий посылал в подкрепление княжеским сторожам своих боевых холопов с десятниками. Княжеские сторожа несли службу лениво, больше дремали, чем в темноту вглядывались, люди же Прокопия исправно бодрствовали всю ночь, глаз не смыкая.
Всеволод даже сердился:
- От кого сторожишься, боярин? По своей, чай, земле идём!
- Была своя, а ныне не знаю, чья... - угрюмо басил боярин.
И накликал-таки неразговорчивый боярин беду. Возле городка Холма нагнали Всеволода быстрые новгородские ладьи, с боков обежали и поперёк реки встали.
Суровый седобородый муж в ратных доспехах прокричал с новгородской ладьи, чтобы выдали Якуна и Прокопия, а самому князю путь чист.
Боярский сын Обрядко, тиун Святослава, пробовал было отнекиваться: ничего-де о Якуне с Прокопием мы не ведаем, с собой в ладьи не брали (беглые бояре тем временем сидели под палубой, в потайной каморке). Однако новгородский муж был настойчив:
- Не срамите своего князя. Доподлинно известно, что Якун и Прокопий с вами. Не выдадите добром - сами обыщем все ладьи и возьмём неволею.