Возвращались ростовцы хмурыми и озабоченными.
Как-то теперь будет под Мономаховой дланью?
Неунывающий Василий утешал:
- Всё обойдётся, княже. Слова у великого князя грозные, но ведь слова — это только слова. Как их собирается Мономах в дела обращать? В Ростовской земле мы хозяева, как повернём, так и будет. Даст Бог, всё перемелется! Отсидимся за своими лесами!
Так и решили: тихохонько отсидеться.
Прикинули, посовещались. Выходило не так уж безнадёжно, на каждый наскок был свой отскок, если поступать по-мудрому.
Урочные дани посылать в Киев?
Пошлём без отказа, богатой стала Ростовская земля, именья не убудет.
Войско готовить?
Это и самому Юрию на пользу, а вот куда и когда войско посылать - на то его, Юрия, воля.
Советников великокняжеских принять?
Примем, отчего бы не принять. Однако, если явятся, направить в Ростов, благо Ростов по-прежнему считается стольным градом, а Суздаль - токмо пригородом, хоть и князь в нём сидит. Умаления чести в том киевские мужи не увидят, а от дел будут в стороне. Пусть попробуют переупрямить тысяцкого Георгия Симоновича и старого воеводу Непейцу!
Самим же в великокняжеские дела не встревать, а ежели звать будут - не торопиться...
Как порешили, так и поступили.
Погодную дань в Киев отправили даже с превышением, чем заслужили благодарность великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха. А сколько из собранного по волостям у самих осталось - о том помалкивали.
Конные дружины все поля под Суздалем вытоптали до твердизны, неутомимо упражняясь в воинском деле под строгим присмотром воеводы Петра Тихменя.
Великокняжеского мужа, боярина Ошаню Семёновича разместили в ростовском княжеском дворце с великой пышностью. Дворецкий Дичок Борщов, истомившийся бездельем, закатывал пир за пиром. От него не отставали ростовские вотчинники: что ни день, то пирование. Ошаня не просыхал неделями. Верным товарищем в питие был ему дворецкий Дичок. Раньше дворецкий от скуки один попивал, теперь вдвоём с хмельными медами сражались, и частенько питием побеждены бывали - сползали под стол в беспамятстве. Никакого беспокойства не было Юрию от великокняжеского советника.
Редкие весточки из Киева исправно приносили верные люди боярина Василия, и не было в этих весточках ничего, что бы касалось Ростовской земли напрямую.
В Киеве случилось затмение солнца, мало его осталось, но всё кончилось благополучно. Снова очистилось солнце от тьмы, и люди вздохнули с облегчением.
Августа в восемнадцатый день преставился князь Олег Святославич. Кончины его давно ждали, последний месяц Гориславич с постели не вставал и людей не узнавал, даже самых близких.
Рассказывали, что умирал Гориславич трудно и мучительно, Божьим Предопределением расплачиваясь за грехи свои перед Русью. Мало кто поминал его добрым словом.
Повелением Мономаха был построен у Вышгорода великий мост через Днепр. Летописцы увековечили на пергаменте ещё одно доброе дело великого князя Владимира Всеволодовича.
И ещё одно стало известно Юрию, совсем тайное (боярин Василий опять расстарался!). Мономах велел игумену Сильвестру переписать прежнюю летопись, начатую Нестором-летописцем, чтобы всё нелестное для Всеволодовичей убрать, а о добрых делах записать подробно, паче же всего восславить самого Мономаха. Ростовцев сие тайное деяние не удивило, точнёхонько совпадало оно с другими самодержавными делами Владимира Мономаха.
Последнее время Юрий себя княжескими заботами не обременял. Везде сидели опытные мужи, подсказывать им что-нибудь было излишне. Не советов искали они у князя, но токмо одобрения уже сделанному. Чаще всего Юрий одобрял. Мудро направляли его мужи течение ростовской жизни, не было необходимости в ежечасном княжеском пригляде.
Умиротворение и покой были на душе у Юрия Владимировича. Он с охотой принимал гостей в Кидекше, отринув былое уединение, и сам ездил в гости. Чаще стал наведываться в Суздаль, и не только по княжеским делам. Ещё одним островком безмятежности и тепла стала для него семья. Половчанка Евдокия помягчела, видя внимание мужа к сыновьям, к семейным радостям и заботам.
Мирная жизнь была порушена в лето от Сотворения Мира шесть тысяч шестьсот двадцать четвёртое[79]. Из Киева прискакал гонец с непререкаемым великокняжеским приказом: князю Юрию Ростовскому немедля прибыть со всеми полками в Смоленск. На кого будет война, гонец не сказал. Великий-де князь Владимир Всеволодович Мономах самолично встретит сыновей в Смоленске и сам всё обскажет.