В полотне художника Убуд Идусти Мадебарах «Посадка риса» тоже много условностей. Художник не: соблюдает законов перспективы. Но и здесь можно заметить, что условности сочетаются с реализмом. Сюжет картины прост. Рисовое поле. Девушка занимается: посадкой риса. Образ девушки, простой крестьянки-труженицы, очень хорош и реалистичен.
Глядя на полотна, невольно вспоминаешь наших палешан, которые также сумели вдохнуть в старые условно-декоративные формы новое содержание, вместо абстрактных иконописных образов создать живые образы современников.
С проявлением новых тенденций заметно обогащается и палитра художников. Балийские художники пишут и однотонные, и многокрасочные произведения. Употребляются обычно краски темпера. Написанные ими картины выглядят рисунками, выполненными пастелью. Теперь художники начинают использовать и масляные краски. Маслом написано, например, полотно «Празднества в Пура».
Я выразил желание посетить одного из художников, живущих в деревне Убуд. Видха повел меня к Ньоману Мадия.
Скромная усадьба деревенского художника окружена глинобитной стеной. Мы застали Ньомана Мадия на маленькой террасе за самодельным мольбертом. Обстановка в доме и в усадьбе такая же, как и у небогатых односельчан художника. Перед домом бродили куры и черный острорылый поросенок. Резвились голопузые ребятишки. Старая женщина молола на ручном жернове рис.
Художник работал над полотном «В аду». Незаконченная картина рассказывала о том, как черти мучают грешников. Среди грешников женщина, не желавшая при жизни иметь детей. Теперь аду в ее грудь вцепились страшные фантастические существа вроде змей, и она должна кормить этих безобразных чудовищ. Другую женщину терзают собаки — она не отличалась при жизни скромностью и не носила платья. На заднем плане этого судилища сам грозный судья — дьявол.
Другое полотно было уже завершено. Здесь художник не предавался изощренной фантазии и не черпал сюжет из мифологии; он изобразил вполне реальную и очень живую сценку из балийской жизни, одну из обрядовых церемоний.
По словам Ньомана Мадия, в Убуде живет и работает более двадцати народных художников. Все они вместе с художниками окрестных деревень состоят в «Объединении художников Убуда» (Голонган Пелукис Убуд). Объединение организовало лавку-выставку, где заезжие туристы могут посмотреть работы мастеров Убуда и что-нибудь купить. Мое внимание в этой лавке привлекло несколько картин, выполненных черной китайской тушью.
— А теперь давайте посетим самого известного на Бали скульптора, — предложил Видха, когда мы возвращались под вечер в Денпасар.
Видха повел меня в бедный, густо застроенный квартал города. Здесь рядом с домишками бедняков было жилище Гег Дукуха. Нас встретил сам скульптор, высохший и седой как лунь старик, напоминающий того рыбака, чей образ был запечатлен в многочисленных деревянных статуэтках. Длинные волосы спускались до плеч и делали его похожим на факира или прорицателя из восточной сказки. Платье состояло из куска клетчатой ткани, обмотанного вокруг нижней части туловища. Кожа напоминала выцветший от времени сухой пергамент.
Из дома высыпали любопытные ребятишки и взрослые. Все они оказались членами обширной семьи старого скульптора. Мастерская бапака Гег Дукуха помещалась под небольшим навесом. На стеллаже сидели, поджав ноги, двое мужчин. Они обрабатывали резцами дерево саво. Скульптор-балинезец плохо говорил по-индонезийски. Поэтому мне пришлось в основном слушать рассказ его родичей — учеников и помощников.
За свою долгую жизнь бапак Гег Дукух создал немало произведений. Под его резцом оживали куски дерева саво и сандалового и превращались в балинезских юношей и девушек, изящных танцовщиц и умудренных годами и опытом стариков, в бога Шиву или в животных. Произведения скульптора пользуются известностью далеко за пределами острова Бали. Немало статуэток увезли за океан падкие до экзотических сувениров туристы и настоящие ценители национальной культуры острова. Немало произведений Гек Дукуха было приобретено президентом Сукарно. Президент не раз говорил, что статуэтки старого скульптора из Денпасара составляют гордость его коллекции.
Теперь Гек Дукух работает преимущественно над скульптурными портретами. Нередко приходят заказы с Явы. Часто скульптору приходится создавать статуэтку, имея перед собой лишь фотографию оригинала. Такая работа не всегда по душе художнику. Снять с плохой любительской фотографии приблизительно похожую копию он считает ремеслом, а не искусством. Однако приходится думать о благосостоянии большой семьи. Но когда художник не связан заказами, он обращается к образам, которые волнуют его. Он умеет оживлять мертвые куски дерева.
Глава XXIV
БАЛИЙСКИЕ ОБРЯДЫ
Видха пригласил меня в свой кампунг посмотреть обряд жертвоприношения. Родичи Видха были бедняками. Семнадцать семей клана занимали часть квартала, где за высокой стеной теснились маленькие, крытые соломой хижины. Только одному родичу удалось каким-то путем стать туаном — «господином», заняв пост видного чиновника. И хотя его оштукатуренный и крытый черепицей дом резко выделялся среди жилищ бедняков, состоятельный чиновник не отделялся от клана и принимал участие в общеклановых жертвоприношениях и церемониях.
Видха привел меня к своим близким родственникам, составлявшим одну обширную семью. Ее возглавлял древний дед, который во время ритуальных церемоний исполнял несложные обязанности жреца. В тесном дворике, ограниченном жилыми и хозяйственными постройками, шло приготовление к церемонии. Хозяева радушно встретили нас и усадили на скамью. Перед тремя скромными домашними жертвенниками-сангга на соломенной циновке были приготовлены дары: связки бананов, манго, папай, блюда с рисом и другими яствами. Подготовкой к церемонии распоряжались глава семьи и его внучка, стройная большеглазая красавица лет семнадцати, принарядившаяся в яркий праздничный саронг. Остальные члены семьи, мужчины, женщины и дети, сидели вокруг как зрители. Ребятишкам надоедала эта привычная утомительная церемония, и они начинали бегать по двору, дразнили щенка, мешали деду и девушке. Матери давали озорникам шлепков и на некоторое время восстанавливали порядок.
Мне объяснили, что домашние жертвенники-сангга поставлены в честь лелухуров — умерших предков, которые теперь стали духами — покровителями семьи. Здесь хранится немного пепла от сожженного праха родичей. Остальной пепел обычно развеивают по морю. Каждая семья заботится о предках, ставших духами, и приносит им в жертву пищу, питье и даже деньги. Я увидел, как большеглазая красавица поставила на циновку рядом с рисом и плодами флакончики с растительным маслом, с черным соевым соусом, положила на блюдо острый перец ломбок и связку старинных китайских бронзовых монет с квадратными отверстиями. Такие монеты, нанизывавшиеся, как баранки на нить, в прежние времена имели хождение в балийских княжествах. На острове сохранилось немало старинных монет, которые используются теперь только для жертвоприношений. Умершие предки не очень разборчивы в полезности денежных знаков и довольствуются позеленевшими от времени бронзовыми монетами, которые давно уже вышли из обращения и не имеют реальной ценности.
Начался непродолжительный обряд. Престарелый глава семьи сел перед циновкой с жертвоприношениями и запел высоким гортанным голосом молитву. Девушка окропила водой из ритуального сосуда жертвоприношения и жертвенники. Я не мог себе представить, что сделают по окончании обряда со всеми этими яствами, предназначавшимися для предков. Каждый жертвенник был всего лишь каменным столбиком, несколько выше человеческого роста, на котором стоял ящик или будочка чуть побольше скворечни.