Встав, он повернул регулятор репродуктора так, чтобы радиопередача была чуть слышной (это чтобы не проснулись ребята), и начал одеваться, внимательно слушая в то же время последние известия. Затем начали передавать урок гимнастики. Алеша, открыв форточку, стал делать зарядку одетым и обутым. Он знал, что нарушает правила радиогимнастики: ею полагалось заниматься в трусах и легкой обуви. Но что делать!.. Экономя время, он оделся до урока гимнастики, во время передачи последних известий. Иначе он не успел бы собраться и добежать до завода к восьми часам. — Ну, ничего, инструктору не видно, — решил Алеша и бросил мальчишески-озорной взгляд на репродуктор.
Покончив с гимнастикой, Алеша закрыл форточку, чтобы не выстудить комнату к подъему ребят, включил чайник и побежал умываться. Когда он вернулся, вода в чайнике уже бурлила и хлопала крышкой. Алеша нарезал колбасу, намазал маслом хлеб и начал завтракать.
Все остальные ребята еще крепко спали.
Саша лежал на спине, закинув руки за голову. Широкие и густые брови были сдвинуты, лоб пересекала морщина, лицо сохраняло сердитое, недовольное выражение. Он, пошевеливая губами, словно произносил какие-то слова.
«Должно быть, рифмы подбирает... Тоже не легкое дело — писать стихи...» — подумал Алеша и вспомнил, как они поспорили вчера с Сашкой. Саша — в который раз! — задумал бросить писать стихи.
— Ну их к чертям, Алеша, — заявил он.
— Зря!
— Ничего не зря! Ты вот сидишь над техникой, — глядишь, польза будет. Завтра, послезавтра у тебя выработка в гору пойдет. Может в самом деле добьешься — тысячу опок вставишь за смену. Это знаешь, что будет? Неслыханный рекорд! Мне Клавка говорила: на московском заводе есть один замечательный формовщик, так и тот больше девятисот за смену не давал. А ты — тысячу дашь! Шуточное дело!
— А стихи твои тут при чем?
— Да ну их, стихи! Рифмуешь, рифмуешь, а толк какой? Только время напрасно пропадает... Может, и я что-нибудь придумал бы, если бы производством занялся...
— Ты стихи не бросай и производством занимайся. И там и тут можно достигнуть результатов...
— Нет, Алеша, не достигнуть! Не такой я человек, чтобы чего-нибудь в жизни достигнуть... — уныло отвечал Саша.
Конечно, он зря говорил, и писать стихи ему не бросить. Но терпения у него маловато, это правда. Чуть только какая-нибудь трудность, как Сашка уже раскисает и готов бросить все дело. Молодой еще, характер не закалился, слабоват, а так хороший человек. Вон он как нашептывает, наверное, целую поэму сочинил. Как встанет, так и начнет записывать, будь здоров!
Алеша перевел глаза на второго своего соседа по комнате — Колю Кострова. Коля спал на боку, плотно прильнув щекой к подушке и подтянув колени к самому подбородку, видимо, замерз. Сползшее одеяло, как водится, лежало на полу рядом с кроватью. Это еще совсем молоденький паренек. Месяц тому назад приехал на завод, окончив ремесленное училище где-то в Сибири. Новая обстановка была для него непривычной и, очевидно, смущала. Поэтому он больше помалкивал, прислушивался да присматривался ко всему, стараясь, видимо, сначала разобраться, что к чему на этом большом заводе. Во всяком случае, молчит он не от глупости, это ясно... Приезжала его мать и рассказывала: в колхозной работе паренек показывал себя смекалистым. Со слезами на глазах она просила:
— Присмотри, Алексей, за сынком, не допускай до баловства...
Счастливый Колька! Есть кому за него попросить. Мать заботится, отец, поди, в своем колхозе тоже думу о сыне думает...
Алеша тяжело вздохнул. А вот о нем попросить некому, хлопотать никто не будет. Один, как былинка в поле, — сирота...
Теплое чувство заботы о товарище охватило Алешу. Он подобрал с пола одеяло, заботливо укрыл им Колю, подоткнув со всех сторон. Коля на секунду приоткрыл глаза, взглянул на Алешу, благодарно улыбнулся. Его рука шевельнулась, было, потянулась к Алеше, но так и замерла на полпути: уснул.
«Эх ты, формовщик, горюшко луковое!» — подумал Алеша я погладил коротко остриженную голову спящего.
Выходные двери общежития начали беспрерывно хлопать, коридор заполнялся шумом шагов, зазвучали голоса уходивших на работу жильцов. Пора было выходить. Алеша вышел, закрыл дверь на ключ и в щель снизу просунул его обратно в комнату
Крыльцо у молодежного дома было большое, просторное, настоящий балкон. Широкие бетонные перила спускались вниз и заканчивались квадратными столбами, увенчанными массивными вазами. Под каждой такой вазой ребята пристроили ребристые калориферы, чтобы было о что ноги вытирать. Они разыскали их на свалках железного лома и сами притащили сюда. Сделано это было еще в то время, когда перед домом была не улица, а лежал незастроенный глинистый пустырь.