С видимой беззаботностью вернувшись к вертелу, он разрезал курицу и съел ее вместе с какими-то сухарями или галетами из тележки. (Я могла бы угостить его свежим кукурузным хлебом.) Мужчина быстро умял всю курицу, посматривая при этом на собаку краем глаза. Фаро крался к пище, глядя на человека, на тарелку, снова на человека, пока, наконец, не добрался до цели. Стоя как можно дальше, вытянул шею, схватил курицу и отбежал футов на пятьдесят. Заглотив ее в два укуса, пес вернулся за мясом и стянул его тем же способом.
Поев, пес снова подошел к тарелке, вылизал ее, а затем начал медленно обходить двор, обнюхивая его, по-прежнему держа человека на расстоянии. Дважды обойдя вокруг дома, Фаро, к моему ужасу, завилял хвостом, как всегда делал, идя по следу, и пошел вверх по склону к пещере – он взял мой след.
Чужак, не отрывавший от него взгляда, громко присвистнул и пошел за ним. Но пес быстро скрылся в зарослях и через пару метров мужчина сдался. На мое счастье между домом и пещерой много деревьев и кустов, так что уверена: он быстро потерял собаку из виду. Я отползла в глубь пещеры, и через две минуты Фаро, подпрыгивая, залез ко мне.
Бедный песик! Вблизи он выглядит еще ужаснее, чем в бинокль. Он дважды коротко скрипуче тявкнул и побежал ко мне. Но я испугалась: если он будет крутиться рядом, то неизбежно выдаст меня. Я не знала, что делать, боялась оказаться слишком ласковой. Я прошептала «Хороший Фаро», но не обняла его, как хотела бы. Да и, если говорить честно, хотя мы были с ним очень дружны, он прибежал не ко мне. Фаро бывал в пещере тысячи раз, играя с нами, и теперь обнюхивал каждый уголок в поисках Дэвида. Не найдя хозяина, пес через несколько минут бросился к выходу и направился обратно к дому.
Это меня обеспокоило, потому что он побежал к человеку и к тарелке, к еде. Если незнакомец подружится с Фаро и тот станет приходить на свист, как к Дэвиду, то человек сможет удерживать его рядом с собой, и Фаро приведет его к пещере.
Понимаю, я выгляжу глупо, так боясь этого. Но я не знаю, что на уме у незнакомца. Как правило, люди мне нравились. У меня было много друзей в школе. Но их я выбирала сама. Было несколько человек, которые мне не нравились, и еще больше – кого я просто не знала. Возможно, этот мужчина – единственный, оставшийся на Земле. Но я его не знаю. А что если он мне не понравится? Или, хуже, я не понравлюсь ему?
Почти год я была одна. Я надеялась и молила Бога, чтобы кто-нибудь пришел ко мне, кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить, вместе работать и вместе планировать будущее нашей долины. Я мечтала, чтобы это оказался мужчина, чтобы однажды в будущем – это мечты, знаю, – в долине снова появились бы дети. Однако теперь, когда мужчина пришел, я понимаю, какими наивными были мои надежды. Люди разные. Тот человек с радио, боровшийся за выживание, видел людей отчаявшихся и эгоистичных. Этот незнакомец больше и сильнее меня. Если он добрый, все хорошо. А если нет – что тогда? Он станет делать, что хочет, а я окажусь рабыней до конца своих дней. Вот почему мне хочется выяснить – насколько это возможно, наблюдая с расстояния, – что он собой представляет.
Когда Фаро ушел, я подползла обратно к выходу из пещеры и снова стала наблюдать за домом. Человек держал в руке ножницы, установив перед собой маленькое зеркальце, и стриг волосы и бороду. Это заняло у него много времени, он подстригся очень коротко. Должна признать, стрижка пошла ему на пользу: он стал почти красавцем, хотя сзади получилось криво.
26 мая
Сегодня солнечно, как вчера, только еще теплее. По моему календарю (он у меня с собой, вместе с будильником) воскресенье. Обычно это значило бы, что сегодня я с утра пойду в церковь и остаток дня постараюсь отдыхать. Иногда я ходила на рыбалку: отдых с пользой для дела. С собой в церковь я брала Библию и, весной и летом, цветы – положить на алтарь. Я не изображала настоящей службы, конечно, но садилась и прочитывала что-нибудь из Писания. Иногда по выбору – мне нравятся Псалмы и Экклезиаст, а иногда раскрывала книгу в случайном месте. В разгар зимы я в церковь не ходила: сидеть было слишком холодно.
Впрочем, в нашей церкви никогда не было настоящей службы, по крайней мере в мое время, – не было священника. Она очень маленькая и построена давным-давно кем-то из наших предков – «древним Бёрденом», как говорил папа, – когда они только поселились в долине и, видимо, рассчитывали, что здесь появится деревня. Но она так и не появилась – долгие годы сюда не было дороги, только тропинка; дорога заканчивалась за Огдентауном на перекрестке. На службу мы ездили в город.