Хотя я не видела ни одного паука, атмосфера в этом месте была паучья. Мне хотелось отряхнуть одежду, на случай, если что-то свалится на меня незамеченным.
Бассейн был наполнен наполовину, и что-то в этой воде выглядело по-настоящему противным. Площадка вокруг бассейна была выложена грязным на вид серым шифером, не та поверхность, которую хочется ощутить под босыми ногами. В конце помещения была ниша, с диваном и стульями, в которых отсутствовали подушки. Воздух был спертым и я слышала, как капает вода. Запах хлорки испарился уже давно, и несколько не поддающихся классификации жизненных форм начали разлагаться в глубине.
— Похоже, пора уволить смотрителя бассейна, — отметила я.
— Садовник, наверное, занимается бассейном, когда вспомнит. Когда мы были детьми, здесь было прекрасно.
— Что вы и Донован проделывали с Беннетом здесь? Топили его? Подвешивали к доске для прыжков? Я не могу представить, как вы развлекались.
Гай улыбнулся, думая о чем-то другом.
— Однажды я здесь расстался с девушкой. Вот что мне запомнилось. Это место было вроде загородного клуба. Плавание, теннис, софтбол, крокет. Мы приглашали девушек поплавать и это кончалось объятиями и поцелуями. Девушку в купальнике нетрудно соблазнить. Джек был в этом деле чемпионом.
— Почему вы с ней расстались?
— Я точно не помню. Редкий момент добродетели и самопожертвования. Она мне слишком нравилась. Я тогда был плохим мальчишкой, а она была слишком особенной, чтобы путаться с ней, как с другими. Может быть, странная — более подходящее слово. Немножко не от мира сего, слишком зависимая. Я знал, что она хрупкая и не хотел использовать шанс.
Я предпочитал безбашенных. Ни ответственности, ни сожалений.
— Ваши родители знали о том, что здесь происходило?
— Кто знает? Я не уверен. Они были сторонниками моральной школы «мальчишки всегда будут мальчишками». Любая девчонка, которая связывалась с нами, заслуживала того, что получала. Они никогда не говорили этого прямо, но таким был настрой. Мою маму больше заботило то, чтобы быть всеобщей подругой. Установи ограничения для ребенка, и тебя ждет конфликт. Она любила нас без оглядки, что, по ее мнению, означало полное отсутствие запретов. Легче разрешать все, вы понимаете, о чем я? Это все было частью той болтовни шестидесятых, «чувствуй себя хорошо» и т. д. Оглядываясь назад, я вижу, как сильно, должно быть, действовала на нее ее болезнь. Она не хотела быть занозой, неразрешающим родителем. Она должна была знать, что ее дни сочтены, хотя прожила намного дольше, чем большинство. В те дни уже делали химиотерапию и радиацию, но это было так плохо рассчитано, что они, возможно, убили больше людей, чем вылечили. У них просто не было технологии, или опыта в лечении. Сейчас все по-другому, когда у тебя есть реальный шанс выжить. Для нее последняя пара лет была настоящим адом.
— Это должно было быть тяжело для вас.
— Настоящая агония. Я больше других детей был связан с ней. Не спрашивайте, почему, но Донован, Беннет и Джек были связаны с отцом, а я был маминым любимчиком. Я сходил с ума, глядя, как она умирает. Она угасала и испытывала боль, спускалась вниз, и я знал, что это ее последнее путешествие.
— Вы были с ней, когда она умерла?
— Да. Я был. Больше никого не было. Я уже забыл, где все были. В тот день я сидел в ее комнате часами. Почти все время она спала. Ее так накачали морфином, что она еле могла бодрствовать. Я сам устал и положил голову на кровать. В какой-то момент она протянула руку и положила ее на мою шею. Я коснулся ее пальцев, и ее уже не было, просто вот так.
Так тихо. Я не шевелился целый час.
Я просто сидел у кровати, наклонившись, отвернувшись от нее и зарывшись лицом в простыни. Я думал, может быть, если я не буду смотреть, она вернется назад, как будто она где-то поблизости и может вернуться в свое тело, пока никто не заметил, что она ушла.
— Что случилось с той девушкой, с которой вы расстались?
— С Пэтти? Понятия не имею. Я однажды написал ей, но она не ответила. Я часто о ней думал, но кто знает, где она сейчас и что с ней случилось.
Это была наверное, лучшая вещь, которую я сделал, особенно тогда. Каким я был ублюдком. Мне трудно даже представить. Как будто это делал кто-то другой.
— Но теперь вы хороший человек.
Он помотал головой.
— Я не думаю о себе как о хорошем, но иногда, думаю, я близок к тому, чтобы стать настоящим.
Мы оставили за собой бассейн, двигаясь к освещенному солнцем газону, где я смотрела, как Джек отрабатывает свои удары по мячам для гольфа. Мы находились на террасе ниже дома, тень надвинулась на нас, когда мы пересекли газон.
— Как вы себя чувствуете? Кажется, вы успокоились.
— Все будет в порядке, когда они появятся. Вы знаете, как бывает. Ваши фантазии всегда страшней реальности.
— Что вы себе представляете?
Он улыбнулся.
— Понятия не имею.
— Ну, что бы то ни было, я надеюсь, что вы получите то, что вам нужно.
— Я тоже, но, если подумать, какая разница? Вы не можете спрятаться от Бога, и это главное.
Долгое время я шел не той дорогой, но теперь я изменился и возвращаюсь другим путем.
Где-то я встречусь со своим прошлым и заключу мир.
К этому времени мы снова вышли к передней части дома.
— Я лучше поеду. Дайте мне знать, как идут дела.
— Все будет в порядке.
— Вне сомнения, но мне будет любопытно.
Сев в машину и повернув ключ зажигания, я видела, как он шел к двери со своим рюкзаком.
Я помахала, проезжая мимо, и еще видела его в зеркало. Развернулась, и он пропал из вида.
Сейчас больно вспоминать об этом. Гай Малек был обречен, и я доставила его прямо в руки врага. Проезжая через ворота, я увидела приближающуюся машину. За рулем был Беннет.
Я вежливо улыбнулась и помахала. Он окинул меня взглядом и отвернулся.
Глава 11
В десять часов утра в понедельник я получила звонок, который должен был явиться предупреждением. Оглядываясь назад, я вижу, что с этого момента неприятности начали накапливаться с невероятной скоростью.
Я вышла поздно и как раз закрывала калитку, когда услышала телефонный звонок в своей квартире. Я быстро развернулась, протрусила по дорожке и завернула за угол. Отперла дверь, распахнула ее второпях, отбросила в сторону куртку и сумку. Я схватила трубку на четвертом звонке, наполовину ожидая ошибку или рыночный опрос, после того, как я приложила столько усилий.
— Алло?
— Кинси. Это Донован.
— А, привет! Как дела? Уф! Извините, мне надо отдышаться. Я уже вышла и мне пришлось бежать к телефону.
Видимо, он был не в настроении для веселой болтовни. Он сразу перешел к делу.
— Вы общались с прессой?
Я не ожидала, что он начнет обсуждать такую тему в такой час, да и в любой другой. Я ощущала лохматый вопросительный знак над своей головой, пока пыталась понять, о чем он собственно, говорит.
— Конечно нет. На какую тему?
— Нам позвонили из «Диспэтч» около часа назад. Кто-то сообщил репортеру о возвращении Гая.
— Правда? Это странно. Зачем?
Я знаю, что «Санта-Тереза Диспэтч» иногда ищет темы, заслуживающие внимания, для местных новостей, но возвращение Гая не казалось сенсацией. Кому какое дело, кроме семьи?
— Они думают, что народ это заинтересует. Скандал в богатой семье. Вы знаете курс, я уверен. Бедный ремонтный рабочий из Марселлы вдруг узнает, что он миллионер и возвращается домой за деньгами. Это лучше, чем лотерея, учитывая личную историю Гая, как вы прекрасно знаете.
— Что вы имеете в виду, как я прекрасно знаю? Я никогда не говорила прессе ни слова. Я бы не стала этого делать.
— Кто еще знал об этом? Никто из семьи не стал бы обнародовать такую историю. Это деликатная тема. Последнее, что нам нужно, это публичность. Мы пытаемся наладить хоть какое-то взаимопонимание, а телефон не перестает звонить.
— Не понимаю. Кто звонит?