Она закрыла трубку рукой, и я слышала, как она с кем-то приглушенно дискутирует. Она вернулась и сказала:
— Прекрасно. Я сейчас говорила с главным детективом. Он не хочет, чтобы мы занимали телефон, но сказал, что, если ты хочешь приехать, он предупредит ребят у ворот, чтобы тебя впустили. Я сказала, что он должен поговорить с тобой, потому что это ты нашла Гая. Я сказала, что, возможно, ты сможешь чем-нибудь помочь.
— Сомневаюсь, но, кто знает? Буду через пятнадцать минут. Тебе что-нибудь нужно?
— Пока ничего. Если у ворот никого не будет, код 1-9-2-4. Наберешь на переговорном устройстве. До встречи.
Я схватила блейзер и сумку и вышла к машине. День был теплым. Сильные ветра ушли, забрав с собой несезонную жару. Свет бледнел, и как только сядет солнце, температура упадет. Я уже замерзла и надела блейзер перед тем, как сесть за руль. Днем я пыталась использовать дворники и жидкость, чтобы очистить пыль с ветрового стекла, и теперь оно было покрыто серией восходящих полулуний. Капот машины тоже был покрыт слоем пыли, бледным, как пудра, и таким же мягким на вид. Даже на сиденье ощущался песок.
Я положила руки на руль и опустила на них голову. Я не испытывала совершенно никаких чувств. Мои внутренние процессы приостановились, как будто кто-то нажал на кнопку «пауза». Как это возможно, что Гая Малека больше нет? В последнюю неделю он так много присутствовал в моей жизни. Он потерялся и нашелся. Он занимал мои мысли, вызывая реакции сочувствия и раздражения. Теперь я не могу точно вспомнить его лицо, только проблеск там и сям, звук его «Эй», мягкое щекотание его волос на моей щеке. Он уже был нематериальным, как призрак, только форма без содержания, серия фрагментарных образов без постоянства.
Казалось странным, что жизнь продолжалась. Я видела поток машин на бульваре Кабана.
Сосед через два дома сгребал в кучу опавшие листья на своем газоне. Если бы я включила радио, там бы были промежутки музыки, объявлений, рекламы и новостей. На некоторых радиостанциях могли и не упомянуть Гая Малека. Я прожила весь день без малейшего предчувствия, что Гай был убит, никакой дрожи в моем подземном ландшафте. Что же такое жизнь? Люди на самом деле не мертвы, до тех пор, пока мы не получим неопровержимой информации? Я чувствовала, как будто Гай только что, в этот самый момент, был выброшен из этого мира в следующий.
Я повернула ключ в зажигании. Каждое обычное действие казалось полным новизны.
Мое восприятие изменилось и вместе с ним мое представление о собственной безопасности.
Если Гая могли убить, почему не Генри, или меня? Я ехала на автопилоте. Знакомые места выглядели странно, и был момент, когда я не смогла с уверенностью вспомнить, в каком городе нахожусь. Приближаясь к дому Малеков, я заметила, что машин стало больше. Любопытные подъезжали к усадьбе. Головы, почти комически, были повернуты в одном направлении. Поблизости от ворот машины были припаркованы по обеим сторонам дороги.
Шины жевали траву, ломали кусты и молодые деревца. С появлением новой машины толпа поворачивалась посмотреть, не приехал ли кто-нибудь значимый.
Сначала моя машина не привлекла особого внимания. Думаю, никто бы не поверил, что Малеки могут ездить на «фольксвагене — жуке», особенно таком, как мой, запыленном и побрякивающем. Только когда я подъехала к воротам и назвала свое имя охраннику, репортеры хлынули вперед, надеясь меня увидеть. Казалось, это было свежее пополнение. Я не узнала никого из моего прошлого приезда.
Каким-то образом национальные СМИ уже организовали съемочные группы, и я знала, что завтра в семь утра кого-то, близко связанного с Малеками, покажут в трехминутном интервью. Не знаю, как главные каналы делают распоряжения так быстро. Это было одним из чудес техники, когда меньше, чем через двадцать четыре часа после смерти Гая Малека, кто-то делал крупный план залитого слезами лица, может быть, Кристи, или Мирны, или даже Энид, поварихи, с которой я еще не была знакома.
В стороне стояла черно-белая патрульная машина, вместе с машиной из частной фирмы. Я заметила охранника, который двигался вдоль дороги, стараясь не допустить толпу продвинуться слишком близко. Полицейский в форме сверил мое имя со списком и приглашающе махнул рукой. Ворота начали постепенно открываться, и я ждала, пока промежуток не станет достаточным, чтобы проехать. В этот короткий период незнакомцы начали стучать в окно моей машины, выкрикивая вопросы. Со своими протянутыми микрофонами они напоминали продавцов дешевой чепухи. Я смотрела строго перед собой.
Когда я проезжала через ворота, два мужчины-репортера продолжали трусить рядом, как тайные агенты низкого ранга. Охранник и полицейский, оба приблизились, пресекая их продвижение. В зеркало заднего вида я наблюдала, как они начали спорить с офицером, возможно, перечисляя свои моральные, правовые и конституционные права.
Мое сердце забилось сильнее, когда я подъехала к дому. Я увидела пять или шесть полицейских в форме, бродивших по усадьбе, уставившись под ноги, как будто они искали клевер с четырьмя листочками. В этот час обычно быстро темнеет. Тени уже скапливались под деревьями. Скоро для продолжения поисков им понадобятся фонарики. Еще один полицейский занимал пост у входной двери, с бесстрастным лицом. Он подошел встретить мою машину, и я опустила окно. Я назвала себя и смотрела, как он изучает и список, и мое лицо. Видимо, удовлетворенный, он отошел в сторону. Во дворе, слева от меня, уже стояли несколько машин, втиснутые в вымощенный булыжником разворот.
— Можно парковаться в любом месте?
— Можете припарковаться сзади. Потом возвращайтесь и входите через парадную дверь, — сказал он, показав направление.
— Спасибо.
Я обогнула дом слева и припарковалась у дальнего конца гаража. Кроме кухни в этом конце дома и библиотеки в другом, большинство окон были темными. Наружные огни казались декоративными, слишком слабыми, чтобы придать гостеприимный вид в сгущавшейся темноте.
Полицейский открыл мне дверь, и я вошла в фойе. Дверь в библиотеку была приоткрыта, и луч света выделял клин деревянного паркетного пола. Судя по тишине в доме, я решила, что технический персонал уже уехал — эксперты по отпечаткам пальцев, фотограф, художник, коронер и парамедики.
В дверях появилась Таша.
— Я видела, как ты подъехала. Как ты?
Я сказала «Нормально» тоном, который поощрял ее соблюдать дистанцию. Я заметила, что меня раздражают, как она, так и обстоятельства. Убийства меня бесят, своими хитрыми трюками и маскировкой. Я хотела, чтобы Гай Малек вернулся, и, с какой-то извращенной эмоциональной логикой, винила Ташу в том, что произошло.
Если бы она не была моей двоюродной сестрой, она не наняла бы меня с самого начала. Если бы меня не наняли, я бы его не нашла, даже не знала бы, кто он такой, мне не было бы до него дела, и я не испытывала бы потери.
Она все это знала не хуже меня, и промельк вины на ее лице был отражением моей.
Для того, кто второпях прервал отпуск, Таша выглядела безупречно. На ней был черный габардиновый брючный костюм с жакетом, присобранным на талии. На узких брюках был широкий пояс со складками спереди. На жакете были латунные пуговицы, а рукава украшены узкой золотой тесьмой. Каким-то образом, наряд говорил больше, чем о моде.
Она выглядела бодро, авторитетно, миниатюрная, изящная, полномочный представитель адвокатов, присутствующий здесь, чтобы следить за порядком.
Я последовала за ней в библиотеку, с ее набором потрескавшихся темно-красных кожаных кресел. Красные восточные ковры в этот час казались тусклыми. Высокие окна отсвечавали серым холодным светом сумерек. Таша остановилась, чтобы включить настольные лампы.
Даже блеск панелей темного дерева не придавал уюта. Комната была запущенной и пахла так же затхло, как я помнила. Я здесь впервые встретилась с Беннетом, всего неделю назад.
Я положила сумку на стул и беспокойно кружила по комнате.
— Кто руководит следствием? Ты говорила, что здесь кто-то был.