— Да.
— Эй.
— О, черт. Гай, это ты? Ты напугал меня до смерти. — Я наклонилась и подобрала остатки сэндвича, запихнув в рот корочку и облизывая пальцы. На полу остался майонез, но займусь им позже.
— Да, это я. Как дела? Я пытался недавно позвонить, но, наверное, тебя не было.
— Слава богу, ты позвонил. Я только что была у вашего дома, но никто не ответил на звонок. Что происходит?
— Мы только что закончили обедать. Ты видела новости?
— У меня газета перед носом.
— Не очень хорошо, да?
— Не так уж плохо, — сказала я, надеясь подбодрить его. — Похоже, кто-то уделяет тебе пристальное внимание.
— Я тоже так думаю.
— С тобой все в порядке? Питер звонил днем. Он пытался дозвониться до тебя, но попадал на автоответчик. Ты получил его сообщение?
— Нет, но как я мог? Все здесь злятся на меня. Они думают, что это я проинформировал газету, старался привлечь внимание. Тут планируется собрание, когда вернется Донован. Он будет занят до девяти. От этой задержки мне тошно. Напоминает старые времена: «Погоди, вот папа придет домой и выдаст тебе по полной».
Я улыбнулась. — Хочешь, я тебя заберу? Я могу приехать через пятнадцать минут.
— Да нет, не знаю, чего я хочу. Я бы рад убраться отсюда, но не хочу уезжать при сложившемся положении вещей.
— Почему нет? Хуже не будет. Кто бы ни выдал информацию, он заставил ее выглядеть так плохо, как только возможно. Если бы утечка исходила от тебя, все было бы по-другому.
— Как бы я это сделал? Ты не можешь заставить правду выглядеть по-другому.
— Конечно, можешь. Это называется политикой.
— Да, но я делал все эти вещи. Это просто расплата для меня. Я говорил, что был плохим. По крайней мере, теперь ты знаешь самое плохое.
— Ой, перестань. Мне до этого нет дела. Сейчас я хочу вытащить тебя оттуда.
— Хочешь нанести визит? Я могу сбежать на несколько минут. Джек с Беннетом внизу, а Кристи в офисе, просматривает какие-то старые папины бумаги.
— Конечно. Я приеду. Что мне делать? Позвонить у ворот?
— Нет, не надо. Я встречу тебя на Волф Ран Роуд. Если боковая калитка закрыта, перелезу через стену. Я эксперт по сбеганию из дома. В юности я все время это делал. И так умудрился попасть во все те неприятности.
— Почему бы тебе не захватить свой рюкзак, и я увезу тебя. Отвезу тебя в Марселлу и ты сможешь нанять адвоката, чтобы блюсти с этого времени твои интересы.
— Не искушай меня. Сейчас, все, что мне нужно, это цивилизованный разговор. Остановись в маленькой роще, напротив калитки. Я выйду через пятнадцать минут.
Я потратила несколько минут на наведение порядка в кухне, потом переоделась в джинсы, темную рубашку и кроссовки.
Вечерний воздух казался необычно теплым, но я хотела быть готовой к ночным маневрам, если понадобится. Подъехав к усадьбе Малеков, я быстро развернулась у главных ворот. Теперь там были еще две съемочные группы, и сборище напоминало пикетирование здания тюрьмы. Были включены прожекторы, и мужчина с микрофоном говорил прямо в камеру, делая жесты в сторону дома. Я увидела темноволосую корреспондентку, но она меня не заметила. Кажется, она просила прикурить у бедного, ничего не подозревающего «источника».
Я проехала вдоль стены, свернув налево, на Волф Ран. Заметила калитку, темное пятно на ровной поверхности стены. Я остановилась через дорогу, гравий хрустел под колесами. Выключила мотор и сидела, слушая постукивание горячего металла и бормотание ветра.
На этой части дороги не было фонарей. Высокое вечернее небо было чистым, но луна уменьшилась почти до лучины, слабая серебряная завитушка на звездном небе. Пыль в воздухе была мелкой, как туман. В обтекающем свете дорога была тусклой, светло-серой.
Оштукатуренная стена, окружающая усадьбу Малеков, потеряла свой розовый глянец и простиралась теперь как призрачная, тускло-белая полоса. Июнь и июль были традиционно сухими, и ветра с Санта Аны ассоциировались у меня с концом лета — поздний август, ранний сентябрь, когда опасность пожаров была максимальной. Годами январь был дождливым сезоном, две недели дождей, которые, как мы надеялись, выполнят нашу ежегодную квоту. И вот, пожалуйста, сухой ветер шелестит верхушками деревьев. Наклоны и колыхание веток создавали тихую ночную музыку, сопровождавшуюся постукиванием засохших пальмовых листьев. К утру улицы будут замусорены сухими листьями и маленькими скелетиками сломанных веток.
Калитка беззвучно открылась и появился Гай, с опущенной головой. На нем была темная куртка, кулаки в карманах, как будто он замерз. Я потянулась и отперла дверь с пассажирской стороны. Он скользнул на сиденье и аккуратно закрыл дверцу.