— Я не помню.
Она повернулась к Таше.
— А ты?
Таша помотала головой.
— А что?
— Так репортер первый раз узнал, что Гай вернулся. Кто-то по имени Макс Аутвэйт прислал письмо в «Диспэтч», но когда Катценбах проверил, оказалось, что не существует ни такого имени, ни адреса. Я тоже проверила и ничего не узнала.
— Никогда о нем не слышала, — сказала Кристи. — Может быть, он связан со старыми делами Гая? Может быть, это кто-то, кого Гай обидел тогда.
— Возможно, — сказала я. — Вы не возражаете, если я загляну в папку Бадера наверху?
— В какую папку? — спросила Таша.
Кристи ответила раньше меня.
— Бадер хранил папку с газетными вырезками об арестах Гая и его проблемах с законом.
— Скажу, что еще мне пришло в голову, — сказала я. — Этот Аутвэйт, кто бы он ни был, несомненно рассказал Катценбаху о криминальном прошлом Гая. Не уверена, что Джефф знал об этом раньше. Как только я увидела письмо, сразу подумала, что это мог быть Беннет или Джек, кто дал такую подсказку.
— Под именем Аутвэйта?
— Это кажется возможным.
— Но почему бы любой из них сделал это? Для чего?
— В этом и проблема. Я не знаю. В любом случае, я могу ошибаться. Мне нравится идея, что Аутвэйт это кто-то, против кого Гай нагрешил в прежние дни.
— Возьмите папку, если хотите. В последний раз я ее видела на столе в офисе Бадера.
— Тогда поднимусь и заберу ее. Сейчас вернусь.
Я вышла из библиотеки и пересекла фойе. Может быть, когда я поговорю с Ионой, он расскажет мне о письме. Поднялась по лестнице, шагая через ступеньку и старательно избегая смотреть вниз. Я понятия не имела, в какой комнате был Гай, но не хотела подходить близко. На площадке повернула налево и направилась прямо к комнате Бадера, где открыла дверь и включила верхний свет. Все казалось в порядке. В комнате было холодно и слегка пахло плесенью. Свет был тусклым, и палевые тона комнаты выглядели блеклыми. Я прошла в офис, включив свет. Следы Бадера были систематически стерты. Шкафы опустошены, все личные предметы со стола убраны.
Я огляделась. Заметила папку с газетными вырезками, что говорило о том, что полицейские сюда не заглядывали и ее не забрали. С другой стороны, ордер на обыск мог не быть таким всеохватывающим. Список предметов, подлежащих изъятию, мог быть нацелен только на орудие убийства. Я полистала вырезки, пробегая глазами по строчкам, в поисках фамилии Аутвэйт или чего-то подобного. Ничего не было. Я просмотрела лежащие на столе папки, но не нашла ничего, относящегося к делу. Еще один тупик, хотя идея была хорошей — кто-то, затаивший обиду, и делающий Гаю гадости.
Я взяла папку подмышку и вышла из комнаты, погасив свет.
Закрыла за собой дверь и остановилась в коридоре. Что-то было не так. Первым побуждением было сбежать по лестнице к освещенным комнатам внизу, но я медлила. Я услышала потрескивание и посмотрела налево. Дальний конец коридора был погружен в тень, кроме ленты, огораживающей место преступления. Пока я смотрела, лента стала казаться почти светящейся и вибрировала, как будто ее теребил ветер. На секунду я подумала, что лента с треском порвется, под напором неведомого течения. Воздух на площадке был холодный, со слабым запахом животного — то ли псины, то ли старого меха. Первый раз я разрешила себе испытать ужас от смерти Гая. Я начала спускаться, держась одной рукой за перила, другой вцепившись в папку. Оглянулась, не желая поворачиваться спиной к темноте позади. Всмотрелась в пространство коридора, которое могла видеть. Что-то двигалось на периферии моего зрения. Я медленно повернула голову, почти застонав от страха. Увидела искорки света, почти пылинки, материализовавшиеся в неподвижном воздухе. Почувствовала внезапный прилив тепла и звон в ушах, звук, который у меня ассоциировался с обмороками в детстве. Моя боязнь уколов и иголок часто вдохновляла такие эпизоды. Мне часто делали то прививку от тифа, то тест на туберкулез, то прививку от столбняка. Пока медсестра уговаривала меня и убеждала, что «большие девочки» себя так не ведут, звон начинался, становился все выше, а потом — тишина. Мое поле зрения сокращалось, спираль света превращалась в маленькую точку. Становилось холодно, и следующее, что я видела — обеспокоенные лица, склонившиеся надо мной, и резкий запах нюхательной соли у моего носа.
Я прислонилась спиной к стене. Рот наполнился чем-то, по вкусу похожим на кровь. Я крепко зажмурилась, ощущая глухие удары своего сердца и липкость ладоней. Пока Гай Малек спал, кто-то крался в темноте по этому коридору прошлой ночью, неся тупой предмет из достаточно жестокого материала, чтобы погасить его жизнь. Меньше, чем день назад. Меньше, чем ночь. Может быть, потребовался один удар, может быть, несколько. Больше всего меня терзала картина этого первого удара, раскроившего череп. Бедный Гай. Я надеялась, что он не проснулся до того. Лучше, если бы он спал, пока последний сон не перешел в вечный.