— Вроде того.
— Я сразу понял. Вас, командировочных, за версту видать.
— А это плохо?
— Да мне все равно.
Машина выбралась из городка и поползла по грунтовке, напрочь разбитой тяжелой техникой. Машин было много, и двигаться приходилось медленно. То и дело газик останавливался, пропуская «Татры»-самосвалы с песком.
— С карьера идут, — проговорил шофер. — Плотину засыпать.
— Я думал, уж все засыпали, — хмыкнул Трошин.
— Ага, засыпали… — фыркнул шофер. — По весне вода поднялась, такой тут пердимонокль начался! Чуть не смыло всех этих гидростроевцев с их тракторами. Они давай скорей-скорей земляную плотину латать. А откосы бетонировать никто и не собирался. Они ее насыпают, вода ее обратно размывает. Да еще и профиль русла не рассчитали с запасом, а тут — ливни в верховьях. И потекло, поехало. Вот так и бьются. У нас ведь все через задний рукав…
— Много деревень под затопление пошло?
— Да не знаю, может, двадцать, тридцать… Не особо много, у нас тут не Днепрогэс какой-нибудь… До моего села вообще полсотни верст, мне эти дела до фонаря. Говорят, поджигальщики тут кудряво зарабатывают. Один дом — двадцать пять рублей, поди плохо.
— Какие поджигальщики?
— Из санитарной очистки. Которые дно готовят. Приходят в деревню — там, к слову скажем, полсотни домов. Бензином побрызгал, факел бросил — вся работа. Вот и умножай.
Газик в очередной раз встал, пропуская колонну грузовиков с узлами, чемоданами и сундуками — пожитками, которые последние переселенцы увозили на новое место. Колонна шла медленно, рывками — пробираться по разбитой перегруженной колее тяжело было всем.
— Такая была дорога — никакого асфальта не надо! — высказал шофер и плюнул своей спичкой в окно. — Все побили своими самосвалами, черти! Хорошо хоть лесовозы сюда не пустили. Какой-то умный человек додумал весь вал на местах оставлять и в плоты вязать. Вода поднимется — сплавщики все соберут.
— Да ладно, — хмыкнул Трошин. — Этой дороге все равно жить недолго осталось.
— Эт-да…
Между тем рядом притормозила желтая «Нива» с помятым крылом. Из салона летели звуки радио: «Все могут короли, все могут короли…».
— Митрич! — в окно высунулась веселая молодая физиономия с рыжим пушком на подбородке. — Здорово!
— Здорово, Саня, — откликнулся шофер Трошина. — Как жизнь молодая?
— Жисть — только держисть! Скажи-ка, Митрич, возле балки дорогу не подмыло еще?
Трошин вдруг разглядел, что на задних местах «Нивы» сидят солдаты в пилотках. И вроде как с автоматами…
— Утром был, нормально там все, — ответил Митрич. — Проедешь.
— А-а, хорошо, — кивнула веселая физиономия. — А то вкруголя неохота переть.
Впереди появился просвет, и Митрич воткнул передачу. Газик с усталым скрежетом, дернулся вперед.
— Много тут у вас военных, — заметил Трошин.
— А как же! — солидно качнул головой шофер. — Тут и стройбат, и охрана для зэков, и вообще… За порядком следить надо, мародеров гонять. Как люди дома оставили, так всякое отребье повылазило.
— Тут еще и зэки?
— Восемьсот человек, а может, и тыща. На котловане работают. Привезли их на нашу голову. Уже пятеро сбежали, их неделю с вертолетом и собаками искали. Нашли…
— А эти, в «Ниве», вроде как с оружием… Опять, что ли, кто-то сбежал?
— Эти-то? Да, ну… Кассира в банк небось везут. Зарплату для леспромхозов получать. Там народу согнали — со всей области — дно чистить. Вальщики у них прилично получают. Суммы немаленькие возить приходится.
Митрич протяжно вздохнул и задумчиво пропел:
— «…Все могут короли»… Слышь, проверяющий, а что у вас там, в Москве, слышно? Правда, что ли, Пугачиха с Боярским женятся?
— Не знаю, не спрашивал, — рассмеялся Трошин.
2
На дороге стало почище, и Митрич включил наконец третью передачу. Но все равно, когда добрались до места, часы показывали уже второй час.
— Слышь, дальше не повезу — тут вокруг объезжать, считай, четыре километра, да еще и под горку — на обратной дороге не подымусь, заглохну. Тебе дойти быстрей — вон, по стежке, метров триста, там под горку, и сверху лесничество увидишь сразу.
— Как скажешь, — легко согласился Трошин и спрыгнул с подножки, окунув ноги в серую пыль.
Митрич бибикнул на прощание, развернулся и укатил, оставив Трошина посреди скошенного поля, наполненного стрекотом кузнечиков.
Лесничество являло собой порядком обветшавшую избу с навесом и парой сарайчиков. За кривой изгородью проглядывал огородик, довольно ухоженный.