Вышли из Кунсткамеры, сказали людям расходиться, дескать, отбой тревоги, спасибо за бдительность. Родителей, потерявших детей, заверили, что будут информировать их обо всех новостях. И направились в штаб. Десять минут ходьбы.
— Так вот, — продолжал майор, — и Артурчик, и Костик оказались не такими скрытными, как твоя дочь. Похвастались друзьям, что скоро поедут в зоопарк. Один хотел посмотреть на жирафа, второй мечтал о слоне. Вот им кто-то и наобещал жирафа и слона. Скорее всего, про льва в твоей записке — это про зверя, про настоящего льва, из Африки. Не про душку Льва Палыча.
— Почему такая странная фраза? — усомнился Дмитрий. — «Лев просил…» Как зверь может просить?
— Ну вот смотри. Похититель обещает девочке показать ее мечту, живого льва. Говорит, что лев спрятался от зомбяков, с нетерпением ее ждет, но просил передать, чтобы она держала язык за зубами, иначе зомбяки его найдут. Лев просил, а не похититель, он якобы только передает просьбу. Твоя дочь верит в сказки?
— В некоторые. Если в них красиво…
— Ну вот! Даже папе с мамой нельзя говорить, сечешь? Потому что взрослые все и всегда разбалтывают… Похоже на правду?
Дмитрий горестно вздохнул и вытащил рацию.
— Салтан, друг, — сказал он. — Отпускай Ашкенази, он ни при чем. Извинись перед ним. И шагай к моему дому, я скоро тоже буду. Присмотри там… за Аленой и вокруг. Мало ли что…
— Правильно. Не бойся, Лева отходчивый, простит — прокомментировал Таран. — А я уже хотел брать тебя в заложники и менять на босса.
Неясно, пошутил он или нет. Мог и не шутить. Майор был из тех, кто знает своим словам цену; опасный мужик, и если слухи про него хоть на четверть правдивы, Глухарев в здравом уме ни за что не стал бы с ним связываться. Один вид его вызывал неосознанную тревогу. Был он весь словно выпиленный, квадратно-прямоугольный: квадратные плечи, кубическая голова, неестественно прямоугольные глаза, нос и рот. Когда двигался, ощущалась спрятанная мощь. «Напарник…»
— Если ты столько накопал про исчезновения, почему не подключился, когда я доложил о пропаже Натки?
Таран долго не отвечал, что-то взвешивая в уме:
— Ты, помнится, настойчиво спрашивал, о чем мы с Левой совещались?
— Извини, майор, я на таком нерве…
— Да проехали. Открою тайну. Мы обсуждали, не пришло ли время срочно снимать людей с охраны других объектов и переводить на ТЭЦ или ситуация пока терпит. Людей не хватает, а создавать узкие места не хочется. Завтра — генеральный пуск ТЭЦ. Ты понимаешь, что это значит для острова?
— Как что? Тепло, канализация, холодильники, запуск производств, уличное освещение, много чего еще.
— Наша зона меняет статус, Глухарев. Статус резко повышается. Мы и так одна из самых многолюдных зон безопасности на северо-западе, да что там, на всем западе России. По предварительным прикидкам, в следующую зиму население острова увеличится даже не вдвое, а втрое. И сейчас, когда решается, где будет столица новой России, кто станет центральной властью, мы резко вырываемся вперед. Тональность радиообмена уже изменилась. Ты понимаешь, каковы последствия?
— Возможна диверсия, — сказал Дмитрий, вдруг осознав масштаб происходящего. — И это не паранойя.
— В точку, капитан. На острове есть шпионы, поверь. Пусть оно по-книжному звучит, но…
— Почему по-книжному? Я и сам думал: столько народу к нам пришло зимой, а как всех проверишь? Затеряться — раз плюнуть, особенно для профи.
— Ну, и мы не пальцем деланы. Я тебе, капитан, это рассказываю, потому что ты не любопытен и умен.
— Как записано в моем досье, — покивал Дмитрий.
— Да, так и записано. Если найдем твою дочь, собираюсь сразу подключить тебя к подобной работе.
«Если…» — подумал капитан Глухарев. «Если найдем», а не «когда». Хотелось выть и бить кулаками землю.
— Я ценю, майор, что ты рассказал мне про шпионов, но какая связь с Наташей?
— А рассказал я, чтоб ты понял, почему я не бросил все силы на ее поиски. Пропажа ребенка — частности, есть вещи поважнее. Это не цинизм и не безразличие, а прагматизм и выбор приоритетов.
— Ясно, что не цинизм…
Штаб располагался в Академии. Таран провел гостя в Первый отдел, где была когда-то служба защиты гостайны. В огромном здании шла ночная жизнь. Лампочки, правда, горели в треть накала и одна через пять, генератор крутили в экономном режиме. Из открытой двери узла связи доносились крики: «Слышу плохо! Как меня слышно? Что у тебя, „стодевятка“, „стопятка“?» Где-то репетировал оркестрик. Когда проходили мимо редакционно-издательского отдела, оттуда слышался дружный гогот: кто-то, дурачась, читал вслух нечто пафосное. Здесь выпускали газету «Остров надежды» и юмористический листок «Живой труп». В редакции были лишь молодые и нештатные, выпуски они готовили в свободное от работы время, потому и сидели ночами, жертвуя сном.