Таран наложил стрелу на тетиву, я взял косу наизготовку, Салтан вытащил свои сюрикены.
Только двинулись вдоль ограды, появился первый клиент. Мертвяки в темноте не видят, а мы не позволили луне освещать нас, шли от тени к тени. Он среагировал на звуки шагов: вышел из-за дерева, скособоченный, хромающий. Вместо одежды — свисающие лохмотья. Лицо, грудь и живот страшно изъедены: похоже, кто-то плеснул в него кислотой. Таран послал стрелу точно в цель (черепушку пробило насквозь), а я тронул Салтана и показал: к нам направлялась еще одна фигура. Сержант тоже не промахнулся. Очки сильно сужают обзор, поэтому шли мы треугольником, контролируя каждый свой сектор, не забывая при этом крутить головой. Ни в коем случае не переговаривались, у мертвяков слух, как у совы. Третьего опять прикончил майор (это был трансформированный мальчик), а дальше не задалось. Надвигалась пара. Салтан снес первому щеку, не задев мозг, и пока заканчивал дело, следующий приблизился настолько, что смог нас разглядеть. Это была девушка. Она застонала, сука, огласила ночной воздух громким призывом! Я снес ей башку, но вся нежить этой части парка уже пришла в движение.
И стало горячо.
Коса у меня не совсем обычная: закреплена на длинном костыле изгибом не внутрь, а наружу. То есть наружу заточенным лезвием. Косить надо не на себя, а от себя, это гораздо удобнее, когда мертвяки прут со всех сторон. И я косил. Твари падали, лишаясь ног. Добивал их или я сам, если успевал, или мои товарищи.
Майор Таран и сержант Ханык работали саблями (самое популярное оружие на Ваське) — в умелых руках тоже весьма эффективно.
А вскоре атака иссякла. Все твари, способные услышать призывные стоны, явились на зов и бесславно полегли. Было их десятка три. На некоторое время эта часть парка очистилась, и мы спокойно проследовали дальше, хлюпая сапогами по черной пакости, вытекающей из разрубленных тел.
Возле главного входа, прямо возле турникетов, было заметно шевеление. Я присмотрелся. Пять мертвяков, стоявших на корточках, окружали кого-то лежавшего и громко жрали.
Ну, уроды!
Мы подошли в открытую. Они не обратили на нас внимания, даже голов не подняли, очень были заняты. Казнили их разом: хрусть, хрусть, хрусть! Музыка, а не звук. Лишь потом обнаружили…
— Ни хера себе, — вырвалось у Салтана.
Человек, которым так аппетитно ужинали, был прикован к стойке турникета. Наручниками, но — за ногу. То есть в пищу его превратили насильно.
— Это Бугай, — сказал майор и снял шлем.
Лицо жертвы было объедено до кости, но бедж на клапане оторванного кармана, валявшийся рядом с телом, не оставлял сомнений. Бедж дозорного Максима Бугина.
Зачем это сделали, было ясно: оставили мертвякам приманку. Распространенная тактика.
— Смотри, — показал мне Таран, — его скрутили веревкой. Думаю, сначала захлестнули ноги, потом скрутили.
— Кто? — никак не мог я врубиться.
— Не догадываешься, кто? — спросил он сочувственно. — Какая сегодня дата, помнишь?
— День рождения моей мамы.
— Правильно. А кроме дня рождения? А что праздновалось 10 августа? Ну!
И тут я вспомнил.
Таран расстегнул куртку и полез куда-то туда, поглядывая на Салтана:
— Знаешь, сержант…
Тот отскочил:
— Не надо, майор. Что там у тебя, шприц, пукалка?
— А как же иначе? — ласково спросил Таран. — Никак иначе.
— Да я сам, без шприца, — сказал Салтан. — Я же не против, я все понимаю. Вы меня только как мясо и брали, правда? Я сразу это знал.
— Знал и пошел?
— Кэпу нужна помощь. Я помогу, кроме меня некому.
— Подождите, вы, оба! — не мог я успокоиться. — Объясни мне, Таран!
— Мне доводилось слышать о таких вещах, Глухарев, но я не верил, что это правда, — сказал он. — Потому и пошел с тобой, чтоб никто другой не узнал. Нечего новую заразу распространять, старой хватает.
— О каких вещах?! — кричал я. — Что за бред?!
— Ты, Глухарев, главное, не притормози, выстрели. Запомнил? Когда придет момент, сначала стреляй, думать будешь потом.
Только в эту секунду, при словах «не притормози», я осознал, какой жуткий выбор мне предстоит. И что стрелять действительно придется.
10. Сентябрь. Второй год от Начала
У майора на поясе нашлись наручники. Много чего любопытного у него было на поясе, но сейчас требовались именно они.