И вот уже третий бокал опущен, дела обсуждены, я почувствовал, что настало время откровенных разговоров. Рахиль отошла попудрить носик, мы долго смотрели ей в след. Она была одета в откровенное платье с оголённой спиной, удалялась, плавно покачивая бёдрами. Шикарные каштановые волосы спадали до пояса упругой волной. Наконец, мы оценивающе осмотрели друг друга. Взгляд эмира был насмешливый, но настороженный. Я понял, что он ревнует.
— Так вы были вместе раньше?
— Это было давно и неправда, — улыбнулся я. — Мы были вместе почти два года назад.
— А забыть не можете до сих пор, — закончил свою мысль эмир.
— Наши кураторы в управлении забыть не могут, — подумалось мне, но вслух я сказал: — Для меня это было словно прошлая жизнь. Ничего не осталось. Вы можете не волноваться.
При этих словах я грустно усмехнулся.
— Что вы знаете о наших обычаях?
— Вообще-то, к моему стыду, должен признаться, что ровным счётом ничего. Знаю только, что ваши обычаи отличаются, как от мусульман, так и от христиан.
— Всё верно, но мы особая ветвь друзов. Мы в редких случаях можем принимать новых адептов.
— Я-то думал, что должен быть вашим потомком, чтобы вы мне доверили свои религиозные таинства.
— Так все считают. Но раз в несколько столетий мы можем нарушить свой обычай. Я навёл на вас справки. Вы действительно особенный человек. Я пока не знаю, как мы будем общаться дальше. Но узнать друг друга поближе мы можем уже сейчас.
Не будь Рахиль, я бы подумал, что эмир подбивает ко мне клинья. Слишком навязчивая вербовка. Но как говорил классик, я сам обманываться рад.
— Я кое-что о вас знаю. Вы ждёте чего-то, пока что сами не поймёте чего. Мы найдём, как утолить вашу жажду. Мы найдём её первопричину.
Заинтригованный, я не знал, что ответить. Вдруг к нам подошли два официанта с полными подносами шампанского и закусок. Деловой разговор был объявлен законченным.
— Как ты вообще? — Мария Степанова, облокотившись на перила. Ограждение было застеклено, отчего оказалось, что она опиралась на пустоту. Между тем вопрос прозвучал с издевкой. Мог бы и позвонить.
— Вот так. Живу потихоньку.— ответил я с издевкой. Девочка, я, между прочим, делом занимался. — После Берлина был сектор Газа. Не знаю, почему я решил исповедоваться перед этой девчонкой. — Там почти всё сравняли с землёй. Я работал под прикрытием в госпитале. Наша бомба прилетела прямо на отделение. Эти ошмётки мне снятся каждый день. Иногда они шевелятся. Глаза в раздробленном черепе смотрят на меня с укором. Мол, эти бомбардировщики, ты на нас навёл. Помни об этом. — При этих словах я словил себя на том, что смотрел на небо, вопрошающе и моляще. Словно бы требуя, чтобы я подал знака о том, что прощён. Небо молчало, как и всегда.
— У тебя трудная работа. Тебе нужно уметь расслабляться, — моя собеседница не давала мне оценку, как бы говоря, какой бы ты ни был, я принимаю тебя таким, какой ты есть. Ты можешь думать, что не прав, можешь думать что угодно. Ты просто есть.
— Хорошее предложение. Пожалуй, приму! — Я посмотрел на неё с благодарностью.
Рахиль и эмир долго о чём-то разговаривали. Наконец, эмир обратился ко мне с вопросом:
— Ты как относишься к закрытым вечеринкам?
— Да, в принципе, почему бы и нет?
Мы долго поднимались на лифте. Казалось, нашему подъему не будет конца.
— Как ты относишься к религии как таковой? — эмир, должно быть, просто решил завязать светскую беседу.
— Лояльно, но я атеист. Ну, я что-то слышал, что у вас особая религия. Особая история. Религиозная конфессия, ставшая целой народностью.
— Да. Звучит особенно. Особенно обет молчания, который я, между прочим, давал, — улыбнулся эмир с сожалением.
— Конечно. Безусловно, — начал оправдываться я, немного смущаясь. — Я всего лишь хотел поинтересоваться, чем вы живёте.
— У вас есть нечто особенное, — сказал эмир, глядя мне прямо в глаза.
— Не понимаю, о чём вы, — он заставил меня обороняться.
— У вас глубокий взгляд. Человек, который привык думать. Многое переживший. Не скажешь, что вам всего 27.
— У меня была насыщенная жизнь.
— Наверное, всё-таки вам кое-что покажу. Но это не связано с друзской религией. Это семейное.
— Люблю семейные тайны.
— Наша семья долго скрывала источник информации, так называемого сакрального знания.
— А почему вы решили, что я достойный человек, чтобы поделиться этим знанием? Мы только сегодня познакомились.
— Дело отнюдь не в моём желании. Сам источник информации хочет вас, — звучит двусмысленно. — Пойдёмте, я вам кое-что покажу.
Вход в личную резиденцию эмира был под тщательным присмотром. Двое охранников стояли по бокам у входа, а ещё четверо были распределены по территории вокруг. Несомненно, там были и снайперы. Когда мы втроём проходили мимо них, они коротко отдали честь.