Я осторожно положила руку на его плечо. Игорь молча стянул с шеи шарф…
– Папа потащил нас с мамой к окну, разбил его. Внизу уже ждали соседи и пожарные… Или, может, пожарных ещё не было. Я не помню. Выбраться успел только я…
…и я ужаснулась. Когда голубая ткань соскользнула с плеча, я увидела его шею. Красная, неестественно натянутая кожа – вот что пряталось за цветастым шарфом.
– Ожог получил, когда прыгнул. По собственной неуклюжести – прислонился к горячей яме. И на руке ожог, который ты, наверное, увидела сегодня, тогда же получил. Чтобы прятать, ношу шарф… Это шарф моей мамы.
– Так вот почему ты не хочешь его снимать…
Я поняла, что в носу щиплет, а глаза заволакивает мутная пелена. Хотелось плакать. Хотелось как-то помочь Игорю, поддержать его, но всё, что я могла, слушать и молчать.
– Я понимаю, что это в какой-то степени глупо. Понимаю, что вызывает у людей вопросы. Но шарф – всё, что осталось от родителей. Мама дала его в ту ночь, чтобы я закрыл рот и нос. Иногда я думаю, что лучше бы задохнулся…
Я обняла его. Последние слова Игоря ударили меня разрядом тока, и я крепко прижалась к нему, точно он вот-вот должен был раствориться прямо в воздухе. Мне хотелось, чтобы он понял, как дорог друзьям, дорог своему дяде. Как дорог мне.
– Саша…
– Ты замечательный человек! Ты нам нужен: дяде, Юрке, одноклассникам. И мне. Что было бы без тебя? Ты должен! Должен жить.
Я говорила быстро, громко, чтобы успеть высказать всё, чтобы он понял. Но слова застревали в горле. Я хотела сказать о родителях, о том, что и они хотели бы, чтобы он перестал говорить такие ужасные и страшные глупости. Но ничего не получалось.
– Я знаю, Саш, – сказал Игорь. – Знаю. Поэтому я всё ещё здесь.
Он крепко сжал в руке шарф, а второй обнял меня за плечи.
Мы молчали.
Я изредка всхлипывала, уже не в силах сдерживать слёзы, и думала о том, как некрасиво и неправильно устроен человек. Почему люди смеются над другими, не зная об их прошлом? Делают человеку больно. Шутят над тем, над чем шутить нельзя. Или шутят, не понимая, что могут обидеть. И мало кто задумывается о том, как сильно может ранить.
– Извини, что я всё тебе рассказал. Вывалил на тебя все свои проблемы, – наконец сказал Игорь. – Не в моих привычках жаловаться, не знаю, что на меня нашло. Забудь.
– Не нужно просить прощения. Я понимаю. Тебе нужно было выговориться.
Мы отстранились друг от друга. Игорь вымученно улыбнулся. Мне снова захотелось обнять его, но я сдержалась.
– Ты можешь мне доверять. Я никому ничего не скажу, если ты попросишь. Честно…
– Я знаю, – Игорь кивнул и улыбнулся. Мне стало как-то спокойнее и светлее. – Спасибо, Саш.
Мы посмотрели друг на друга. Я тоже улыбнулась, взяла из его рук шарф и хотела было повязать ему на шею свободным узлом, но передумала. Подошла к лежавшему в углу рюкзаку, присела на корточки.
– Я думаю, что скрывать ожоги не обязательно.
И завязала шарф на лямке. Ничего больше я сказать не успела. У меня зазвонил телефон, и я поторопилась ответить.
– Если ты через пятнадцать минут не будешь дома, я вызываю ФСБ.
С этими словами Коська отключился. Оказалось, он звонил уже семь раз. Я понимала, что дома он устроит мне скандал.
– Давай провожу, – предложил Игорь, когда я объяснила, что мне пора домой.
– Не стоит, мне же недалеко.
– Стоит. В конце концов, это я заставил тебя надеть фартук и пахать за еду. Тебе из-за меня ещё и от брата достанется.
Игорь возражений не принимал.
На улице всё ещё было светло, но солнце едва-едва держалось, чтобы не упасть за серые мрачные многоэтажки. В весеннем воздухе чувствовалась прохлада. Приближался вечер.
– Знаешь, я раньше, пока сюда не переехали, каждую весну пускал кораблики бумажные. Недалеко от нашего дома овражек был, там всегда отличные ручейки разливались.
– Я никогда не пускала кораблики.
– Ну и замечательно! Пойдём в выходные гулять, за школой ручей есть. Не высохнет, надеюсь, до субботы. Согласна?
В голове голос Коськи пронеслось: «Вот кого отшивать точно не надо». Улыбнулась этим мыслям, а вслух сказала:
– Хорошо. Только научишь делать кораблики, я не умею.
– Это проще простого! Меня научил папа…
Игорь оживился, рассказывая о своём детстве. Он ещё никогда так подробно и эмоционально не говорил о жизни до переезда. Он жестикулировал, смеялся, даже пытался говорить разными голосами, изображая своих друзей и одноклассников. Я никогда не видела, чтобы из глаз совсем исчезали печальные искры.
***
Весна пробралась в комнату через окно дурманящим цветочным ароматом и пением птиц, негромким и приятным. Природа расцвела, ожила и надела изумрудное платье. Хотелось с утра до вечера сидеть у окна, делать что-то – даже неважно, что именно – то и дело поднимая взгляд и разглядывая молодую зелень. Потому-то, когда Игорь попросил меня помочь ему с подготовкой к экзаменам, я решила, что сидеть мы будем непременно у окна. Хорошо, что подоконник у нас в гостиной был широкий.