К семидесятому году границы борьбы сместились на три точки пересечений: оранжевая-зелёная, голубая-зелёная и оранжевая-синяя. Крысам в тот момент принадлежала ровно половина метрополитена: вся бирюзовая, вся жёлтая, вся фиолетовая, часть оранжевой, большая часть зелёной и половина голубой ветви, но они слабли из-за длинного застоя. Как было сказано ранее, они ничего не создавали, так что их запасы и запасы тех, кто был найден, допрошен и без жалости вырезан, подходили к своему завершению. Им удалось перерезать линии питания электричества Сопротивления (обе группировки, по итогам переговоров, объединились в одну — с более подходящим названием), то ли уничтожив где-то одну из электростанций, то ли раскопав и расплавив проводную сеть снабжения, тянущуюся на несколько тысяч километров по стране, так что Сопротивление тоже очень быстро истощалось и было готово к решительным действиям ради победы.
Заручившись поддержкой Золота, оно выждало момент и одной декабрьской ночью семьдесят второго начало финальную атаку — ту самую операцию «Мышеловка». Стены на всех трёх точках были подорваны и основные силы ринулись в наступление на дизельных самодельных составах в то время как основные выходы из станций — те самые, что было принято не заваливать, а тщательно охранять — были заняты диверсионными отрядами, выбившими всех — и врагов, и тех, кто пытался дезертировать.
Отступающим анархистам было, буквально, некуда отступать, кроме собственных станций. Подобная тактика давала очень сильных эффект на психику врага — бегущие выжившие рассказывали о многочисленных отрядах противника, патруль с выходов станций не выходил на связь, а единственным ответом на все попытки переговоров были всё новые и новые составы с воинами. Однако худшее ожидало Крыс впереди: как только их всех удалось отогнать на южные материковые и островные станции метро, битвы прекратились — наступило мрачное затишье, среди которого послышались единственные надежды на спасение — согласие на переговоры, что были назначены в тоннелях между спорными — основными и материковыми станциями Монреаля.
У Сопротивления эти переговоры возымели название «Диалог д’Арк», у Крыс — факт поражения. Побеждающая сторона явилась в назначенные точки на составах, начинённых всей взрывчаткой, собранной людьми Верна и Радиссона. Бирюзовая, часть фиолетовой, часть жёлтой и две станции от голубой ветки оказались навсегда отрезанными от островного Монреаля. Говорили, именно Радиссон решил применить такую тактику во избежание больших жертв, но этому не было подтверждений. Оставшиеся на развалинах, что сами же создали, Крысы были вынуждены вернуться на юг, где их ждал новый сюрприз — Война за Вашингтон, совсем скоро заставшая отступить на север всё тех же военных и Псов Войны, к коим также присоединились многочисленные люди Свободы, в следствии чего дети анархии и хаоса были вынуждены бежать очень и очень далеко на юг, чтобы из многочисленной армии бесноватых людей, живущих одним днём, превратиться в бледные тени на самих себя — нищих, жалких, жестоких, никому не нужных.
— Но учти, парнишка, — заканчивал Уилл, когда они были в километре от ближайшей станции — «Сувенира» на острове Лаваль. — Культуры этих двух группировок сильно повлияли друг на друга во время продолжительных конфликтов. Сейчас в метро Монреаля хаос — довольно грязные правила жизни, довольно развращённое и анархичное общество, да и оба лидера — Верн и Радиссон — скончались несколько лет назад. Пока они не найдут себе новых — будут разобщены. Да, нам не сильно трудно будет передвигаться по станциям и открыто искать определённого человека, но ещё легче будет найти проблемы в процессе. Даже сейчас, когда мы идём к этой чёртовой станции, я понятия не имею, пропустят ли они нас в… девять тридцать.
— А канистру топлива мы несём, чтобы платить за вход?
— Именно. Мне военные рассказывали про Монреаль до и во время войны с Крысами — под землю не впускали кого-попало. Не брали нищих, больных или калек — только тех, кто мог что-то дать или послужить на благо системе. А сейчас… Сейчас посмотрим.
Нужное им двухэтажное здание очень выделялось — среди разрушенных, разобранных каркасов одноэтажных домов, среди разбитых пыльных окон, среди свежих трупов, что ещё целую зиму будут «радовать» глаз местных жителей, то строение выглядело настоящим бункером: примерно пятнадцать на пятнадцать метров вширь, оно было явно построено в стиле модерна — с широкими панорамными окнами, хлипкими рамами и стеклянными раздвижными дверьми, но монреальцы не поленились переделать всё до основания, выбив и заложив окна кирпичом, оставив лишь маленькие бойницы в один кирпичик на уровне глаз, сорвав двери и оставив на их месте узкий, очень легко контролируемый проход, превратив второй этаж здания в настолько хорошую стрелковую точку, насколько позволяли средства спустя тридцать (конкретно то здание было занято именно тогда) лет после апокалипсиса.