Глава 18. Выпивая с живым мертвецом
— Ты обещал.
— Ничего я тебе не обещал.
— Вейлон, у меня ещё нет проблем с памятью: семь лет назад, пятьдесят четвёртый год, октябрь — мы тогда ещё впервые с тобой в Техас пошли.
— Вообще ничерта не помню о том походе в Техас.
— Ты не умеешь врать — хватит отмазываться.
— С чего ты?..
— Начинаешь матерится всякий раз, когда пытаешься из-за вранья быстрее закончить разговор.
— Я… — он на секунду замолчал. — Вот засада.
На дворе стоял конец ноября, две тысячи шестьдесят первый, вечер. Двое мужчин сидели в домике на дереве одного небольшого лагеря близ Дарема, Северная Каролина. Заходящие внутрь люди время от времени люди интересовались различными товарами первой необходимости — медицинским спиртом, дезинфицирующими средствами, бинтами. В обмен приносили стрелы и дичь, что после должны были пойти на обмен в другом, ещё более мелком поселении, что откровенно не успевало подготовится к зиме.
Вейлон сидел и, в привычной себе манере, молчал, перебирая барахло на продажу, подшивая или отчищая свою одежду, заплетая волосы в длинную густую косу. Но больше всего двадцатидевятилетнего Уильяма забавляло то, насколько бережно его попутчик и спаситель обходился со своей пушкой — за все те годы и километры, что они прошли вместе, им пришлось сменить ни один десяток стволов, обменивая старые на новые, перепродавая нуждающимся, просто отдавая за гроши или еду в голодные времена, но со своим револьвером Папа Медведь не расставался ни за какую цену.
SmithWesson 625-7: сорок пятый калибр — идеальный для того, чтобы при попадании в голову гарантировать уже одним выстрелом скорую смерть; металлический, отполированный до блеска ствол, на коем сохранилась заводская надпись с логотипом компании-производителя; чёрная пластиковая ручка вместо оригинальной деревянной, что не только улучшала хватку, но и служила куда дольше; барабан на шесть пуль с механизмом выбрасывания «лунных» (шесть патронов) и «полу-лунных» (три патрона) клипс, который позже был немного модифицирован и, благодаря более широкому кольцу, спокойно выкидывал простые, неукомплектованные патроны; вечно поднятый предохранитель слева от взводного механизма, в половине секунды и одном движении большого пальца сохранил свою шершавость; и даже мушка прицела всё ещё имела на себе пару люминесцентных полос, накапливающих солнечный свет, чтобы можно было целиться при плохом освещении — любой сознательный американец, взглянув на тот револьвер, сказал бы, что его только-только достали с какого-нибудь прочного сейфа и открыли ему дивный Новый Мир, но нет — модель Вейлона была ещё из прошлого тысячелетия.
— Отдам завтра, — тихо сказал тот, вернув барабан на место. — Если позволишь, конечно.
— Да ладно тебе, не начинай — я просто к слову вспомнил. Мы же не пошли в этом году в Техас.
— А я давно забыл. И зря — словно нужно держать, — на несколько секунд в доме повисла неловкая, напряжённая тишина.
— Кто бы мог подумать, что Золото всё-таки это сделает, да?
— Я? Ты? Все? Ты же сам мне как-то сказал, что это неизбежно: «С таким уровнем влияния, как у них, проще будет…».
— Помню-помню, — Уильям почесал коротко стриженный затылок. — Просто не думал, что это будет так скоро. Теперь весь континент только об этом и трубит… Ну, и об очередной миграции, конечно. «Золото, Золото, Золото», — мировая известность, построенная на массовом захвате людей — охренеть можно просто… А что ты сам думаешь об этом? Как тот, кто раньше на них работал?
— Мы и сейчас с ними время от времени работаем — не забывай об этом. А так… Не люблю, когда в мире что-то меняется, — он подошёл и выглянул в окно — на людей, снующих в лагере. — Приходится меняться вслед за миром. Строишь себе планы на год вперёд, на два, а потом какое-то обстоятельство рушит их, словно ветер — карточные домики, и всё приходится продумывать сначала — изменения редко проходят гладко и никогда не бывают полностью позитивными.
— Может в этот раз будет по-другому?
— Может и будет, но только для тебя. Я уже видел столько перемен за жизнь, что они кажутся рутиной, пускай и насильственной.
— Ха. Кажется, я нашёл единственную привилегию старости.
— Всего сорок девять — не такой уж я и старый. Можно сказать, половина молодости ещё есть.