Но больше его поражало то, как моментально все согласились на тот план — на собственную смерть. Никто не задал ни одного вопроса, никто не усомнился, никто не струсил — в воздухе витал странный дух альтруизма, самопожертвования, что в Новом мире почти никогда не ощущался из-за вони пепла и крови, застывших на долгие лета.
— Безумие, — Айви оперся на перила и тоже взглянул вниз. — Я ведь вовсе не это имел ввиду — я хотел…
— Чтобы выжили все те, кто должен был? Это, считай, и происходит.
— Всё так быстро меняется… Я… Я будто не успеваю за ними. Вспышка — и всё, новая проблема, новое решение.
— Пару лет — станешь таким же.
— Не уверен. Не думаю, что когда-нибудь смогу так же, как они — стоять там, внизу, и просто ждать момента, чтобы умереть.
— Стоит различать адаптивность и самопожертвование — адаптивным становиться каждый из нас. А они… Они так поступают, потому что им есть, за что погибать, потому что существует более высокая, чем их жизнь, цель для них — это… Это приходит с возрастом — принципы, устои, ценности — когда всё остальное перестаёт иметь значение.
— Это как с твоей философией? «За день до нашей смерти»?
— Это… Может и… Кх! Кх-кх-кх! — он взглянул на свою руку и увидел кровь. — Да… — медленно выдавил Хан из себя. — Прямо как в ней.
* * *
Небо затянуло тучами, но дождя не было. Перед хорошо освещаемой плотиной и электростанцией находилась чёрная, абсолютно неразличимая для того, кто стоял в свете ламп, темнота. «Темнее всего — под фонарём», — гласила одна старая пословица, и она попадала в самую точку в тот момент. Находящиеся под фонарём наёмники были ближе всех к идущим стаям — они могли отчётливо слышать многочисленные шаги, пробивающиеся сквозь них редкие крики, многочисленный топот и дыхание мёртвых душ — всё из той же самой темноты.
С переправы вниз вели всего две дороги. Первая уходила в лес, и была огорожена упавшим деревом, вторая, проходящая прямо параллельно мосту, и была путём-приманкой. Когда всё заражённые повалились бы на ограждения, Хорт должен был выбежать с флаером и переманить внимание большей части заражённых на себя, а дальше — бежать прочь.
— Идут, — шепнул Ворон, всматриваясь в полтора километра тёмной дороги. — Грёбаное безумие у нас, а не план, должен сказать — в самый раз подойдёт, чтобы быстро закончить жизнь.
В часть плана со стороны наёмников также входило обезвреживание сонаров. Достав свою винтовку, Альвелион нацепил глушитель и меткими выстрелами начал высекать глаза у огромного чудовища, именуемого толпой. Первый выстрел, второй, третий — стая переключилась на бег. Альв окрикнул Хорта и поспешил спрятаться за машиной.
Старик стал прямо перед заграждениями и зажёг фаер. Каждый из наёмников, прячущийся неподалёку, понимал: тот не сможет пробежать пятьсот метров на перегонки со стаей. Но по его взгляду было понятно: он хотя бы попытается.
Когда оставалось ровно пятьдесят метров расстояния, старик рванул вниз по пыльной дороге. Угол наклона прибавлял ему скорости, но из-за явно пожилого возраста он всё равно не мог быстро бежать. Рывок, другой — предельно очевидным было то, как сильно он замедлялся и, в то же время, как отчаянно пытался пересилить себя.
Но произошёл роковой поворот — Хорт споткнулся. Пролетев несколько метров, а после и прочертив столько же по земле, он выронил привлекающий мёртвых фаер перед собой. Секунда, другая… Он перевернулся на спину и, как видел Уильям с моста, просто прицелился в толпу. За секунду трое из мёртвых упало. «Лазерное оружие!» — тут же смекнул он и был прав: нечто, похожее на компактную операторскую камеру не издавало в руках старика ни звука, но заражённые, бегущие на него, стабильно падали по двое-трое за секунду. Много? Возможно. Но не достаточно. Окружённый полутора десятками трупов, Хорт просто исчез из поля зрения, будучи задавленным толпой — только его крики раздавались из-под тяжести тел ходячих.
— Эй! Сюда! — ещё одна старушка из Рая выбежала из своего дома и, подбежав прямо к стая, подняла фаер с земли. — За мной!
Толпа тут же ринулась за ней. «Сюда! Сюда!» — раздавались всё крики из лесу, из домов. Отряды заражённых направлялись в небольшие лачуги, что тут же заполнялись криками и выстрелами. Дом за домом, метр за метром.