Через вечность из шлюзов вырвалась вода. Как и было спланировано, она снесла большинство мёртвых просто своей массой, унося вниз по течению по уже давно проложенному маршруту. Какие-то заражённые натыкались на колья в полнейшей темноте, но их тут же смывало вместе с ними, обеспечивая ещё более гарантированную смерть; какие-то, оставшиеся у более узких, чем раньше, берегов, просто утопали в грязи, намертво застряв ногами; а какие-то и вовсе горели в домах со своими жителями — разделяли с ними всю ту агонию и боль, которую, как ходили слухи, они не умели чувствовать. Рай выстоял в тот день, но Рай умер в тот день. Наёмники не двигались с места, наблюдая за тем поражением человечества.
* * *
Через час пошёл он — первый снег. Накрывая всё ещё горячие, но уже выгоревшие крыши домов, он словно говорил: «Всё это лишь мгновенье, всё это пройдёт, а ещё через одно мгновенье обо всём этом и вовсе никто не вспомнит», — самое страшное в том, что он был прав.
— План выполнен, — сказал Альвелион, облокотившись на перила. — Можем ехать.
— Нет, не можем. Осталось ещё кое-что, ребятки.
Ворон стоял и смотрел на пепелище, смотрел на привычно текущую реку, в которой не отражалась Луна, и всё ещё улыбался. Чем дольше смотрел Хантер на ту улыбку, чем сильнее пытался понять, тем больше осознавал, что она означала для самого Эммета.
— И что осталось, Ворон? — спросил того Ви.
— Ну… — он вытащил из кобуры пистолет и медленно выдохнул из себя пар. — Я же обещал этим ублюдкам быструю смерть, если они упадут на колени, да? А никто из них не стоит, вроде бы, сейчас, — он отвёл затвор и посмотрел вниз — на лежащие на дороге тела. — Нужно же мне убедиться в выполнении своего обещания.
Глава 20. То, что осталось
Эммет медленно шёл к деревушке по дороге, истоптанной сотнями трупов, пока остальные плелись за ним. Лёгкий ветер разносил первый снег на юг, покрывая им тела. Легко было отличить заражённого от человека — на трупе последнего снежинки таяли. Медленно, но таяли.
Первым на его пути оказался Хорт. То, что от него осталось. Разумеется, он был мёртв — не было никаких сомнений в том, что то, что лежало на земле, физически не могло жить, но нет — Ворон всё же навёл пистолет. «В наши времена не констатируют смерть, — вспоминал его слова Хантер. — В наши только проверяют контрольным выстрелом в голову», — вспоминал и благодарил всех богов за то, что тот был повёрнут к нему затылком, и его улыбки не было видно. Выстрел.
— Я иду сквозь долину Смертной Тени — иду, — его напев — странный, грустный и, одновременно, весёлый — практически утопал в шуме лёгкого бриза. — И не вижу я зла, так как слеп ко всему.
Второй была та самая женщина, чьего имени никто так и не узнал, её остатки лежали рядом с телом поверженной саранчи. Обоих обглодали практически до костей. Да, в том аду точно нельзя было падать, нельзя было останавливаться, нельзя было думать — нужно было просто пытаться выжить, сосуществовать со всеми, потому что если кто-то не был со всеми — он был против всех.
— И мой разум, мой ствол мне покой принесут, — выстрел. — Ведь знаю я: убью я всех врагов, когда они придут.
Уильям шёл позади и не мог проронить ни слова, как и любой другой — ощущение присутствия самой смерти было настолько сильным, что он просто шёл и старался сопротивляться ему — тому подлому осознаю, что все могут закончить точно так же: планировать свой вечер и будущий завтрак, чтобы через час уже умереть мучительной, самой мучительной смертью и принести ею ещё больше боли живым.
Казалось бы, кого можно было добивать в сгоревших развалинах? Но всё же мужчина пошёл туда — будто видел, что из окон, из дверей, под столами, в выжженных комодах — всюду были когда-то люди, что до последнего боролись за жизнь. Все те россказни о том, что их смерть была близка, так что не нужно было рисковать ради них, а просто дать им умереть, были лишь ложью самим себе. Идеальной, чистой и безгрешной ложью — никто, кроме них, не верил в то, что они говорили.
— Милость, благословение — те всё со мной, — поправив волосы, он зашёл в сгоревший дом, из которого раздались хрипы заражённых, тут же смешавшиеся с выстрелами, — до конца моих дней. И буду я бродить Землю сотню всех вечностей.
Другой дом, третий — в каждом находился кто-то живой. В каждом находился кто-то, кто должен был умереть. И каждый умирал, пока убийца возвращался лишь с их оружием, перекинутым через плечо — мёртвым пушки были ни к чему. «Знал ли он, что так случиться? — охотник смотрел на идущую в лес фигуру. — Что его обещание станет таким, каким оно стало сейчас? Нет. Конечно, не знал. Но всё равно решил его выполнить», — выстрелы.