— Спрячься за стойкой! — скомандовал ему старший. — Перехват по сигналу!
«Почему инстинкт дал сбой? — думал Хантер, убегая от ворот. — Почему только что готовый план «великой жертвы в лице Джеймса» вдруг отошёл в фон, а я стоял и тупил под этими воротами, как идиот, продумывая уже его и своё спасение? Вот же грёбанные человеческие мозги — странные до невозможности».
Впереди виднелось только небо. Оранжевое, почти что огненное небо. Среди того океана света едва ли можно было различить столпы тьмы — оборванные части холста, коими казались немногочисленные высотки Оклахомы тем вечером. Ослепленный этим сиянием, старый охотник выставил руку вперёд и нажал пальцем на спусковой крючок. Раздался выстрел. В своих нелепых попытках пристрелить небеса или достучаться до них, он лишь выводил на стекле мелкие, практически ювелирные, трещины. Бам. Бам. Бам. В барабане револьвера остался только один мазок, чтобы скрасить ту картину в полной мере, но его Уильям из Джонсборо приберёг для себя. Сзади начали раздаваться звонкие цокающие удары, которые стремительно приближались всё ближе и ближе — существо опять перешло на прыжок. Ближе. Ближе. Ещё ближе.
Он стал прямо у окна и многозначительно смотрел на Джеймса Виттиму, прячущегося под стойкой. «Смотри, сука, не сдрейфь — это всё ради тебя», — с той мыслью он и развернулся, чтобы быть со своей смертью глаз-в-глаз. То, что прыгало на него, не могло не вызывать отвращения у человека обычного — паразит с годами создавал всё новых и новых убийц, каждый из которых превосходил предыдущего в изощрённости и отвратительности. Везде, где бы ни был бывший пилигрим, у Этого появлялись или уже были свои названия. Сначала он узрел нарекание «Ходячих» и «Стаи», хоть и считал те названия банальными, затем была «Матка», «Диссидент» и «Фантом», в процессе сотворения которых он уже принимал непосредственное участие, а потом приходилось создавать всё самому — «Колоссы», «Бутоны», «Сонары», «Перебежчики» — убийцы, чьи имена несли с собою только смерть, однако с прыгающей бестией было небольшое исключение — он не только не знал, как называть её подвид очень долгое время. Ни одна из команд не могла поймать это живым, ни один военный не доставлял ни одному учёному более-менее целого тела, и ни один представитель Эволюции не пытался изучить это в первые года массового расселения.
То, что прыгало тогда на Уильяма, он в шутку прозвал «Блохой», позже переименовал в «Кузнечика», ещё позже — в «Жабу», но окончательный вариант закрепился уже после изучения — «Саранча»: огромное в полный рост и ничтожное в своей сущности существо. В свою бытность человеком, возможно, оно ходило прямо, но теперь — нет. Теперь, сквозь огромную боль, которую наверняка испытывал этот человек на стадии «личинки», его ноги — тазовые и коленные суставы — сгибались ровно в противоположную сторону: тазовые — вперёд, к животу, а коленные — назад, от ступней. Впавшие ягодицы больше не служили своей цели, а растянутая кожа на торсе, казалось, порвётся в тот момент, когда оно становилось «на четвереньки». О, те ноги были огромными. Столь сильными и длинными, что ни один спортсмен в мире не смог бы развить подобные, даже если бы потратил на это всю жизнь. А ступня-то! Ступня! Сквозь содранный кожный покров на долгие и долгие сантиметры тянулись оголённые мышцы с кровеносными сосудами, заканчивающимися голой костью. Какой то был размер? Семидесятый? Восьмидесятый? Неизвестно. Но это и было той причиной, по которой Уилл Хантер прозвал это «Кузнечиком»: при прыжке, которыми только и передвигалась саранча в «целом» состоянии, коленный сустав издавал странное пощелкивание (видимо, погрешность эволюции), а кости ступни, ударяясь об землю, производили жуткий, но почему-то одновременно смешной цокающий звук.
Оно приближалось всё ближе и ближе, вытягивая свои руки вперёд — рассечённые надвое между средним и безымянным пальцем ровно до плеча, они использовались в качестве амортизаторов при падении — не ломались, не растягивались, не рвались, но так же и прекрасно охватывали жертву за талию, которую можно было обхватить всего одной такой конечностью полностью. И вот, когда до самого охотника остался ровно один прыжок, у него был всего лишь один выбор: закрыть ли глаза, перед тем как их разорвут. «Раздвоенная нижняя челюсть с вторым рядом более длинных и остроконечных зубов, — вспоминал он свои записи, пытаясь совладать с паникой, — позволяет с большой лёгкостью захватывать и перегрызать любые конечности, а длинный и до жути сильный язык служит веревкой в четвертовании — ломает кости и, при более крупных размерах, способен просто передавить руку или хребет до основания. Особь хватает жертву за разные концы тела и начинает перекручивать, подобно крокодилам или аллигаторам, пока та не умрёт от многочисленных переломов и\или внутреннего кровотечения. Попасться в хватку такому существу и не иметь с собой огнестрельного оружия в заряженном состоянии приравнивается к смерти».