Сердце подростка застучало быстрее. В какой-то момент он даже задумался о том, а так ли сильно он ненавидит Надзирателя.
— Нет… — сказал мальчик уже сломавшимся голосом. — Не хочу… Я… Я не буду.
— Будешь, — спокойно повторил спаситель. — Не думай, что спасение упало тебе с неба в виде меня. Может быть, так и казалось, но нет. Сегодня либо он, — указывая на дрожащего Габриэля, — понесёт наказание от твоей руки, либо я уйду отсюда без тебя.
Ли удивлённо взглянул на фигуру. «Неужели вот то, чего стоит вся моя жизнь — удар петли?»
— И дело не в самом ударе, пацан. Дело в причине, — угадывая его мысли, сказал мужчина, не сводя глаз с Надзирателя. — Если ты пощадишь его сейчас — он продолжит. Здесь сгинут ещё сотни таких как ты, так и не увидев солнца без решетки, но если ударишь…
— Я обещаю, я… — Габриэль хотел было что-то сказать, попятившись вперёд.
— Заткнись!.. Если ударишь этим ржавым лезвием, то рана непременно заставит его повозится — ему и его отцу придётся искать медикаменты, которых, уверен, нет в этом городишке. Они не купят их у меня, не купят ни у кого в ближайших лагерях — им придётся выйти в мир. Выйти из той раковины, в которой они был королями, в океан и понять, что они — такое же ничтожество, как и все остальные. Придётся, если ты так решишь…
Мальчик всё ещё испуганно глядел прямиком на своего мучителя. О, каким же жалким и человечным он казался в те секунды, как же хотелось бросить тот кнут, но нет. Парень понимал и, что хуже, — помнил.
— А с ним понесёт наказание и его отец, потому что ему либо придётся выйти вместе с сыном в зараженный город, чего он, поверь мне, не переживет, либо умереть — распродать всех рабов по дешёвке, чтобы купить наёмника, который согласился бы лезть в крупные города летом. Это шанс, парень. Твой шанс и твоя справедливость. Я не стану бить — мне всё равно на то, что здесь происходит или произойдёт. Запомни: не каждый заслуживает второй шанс, но каждый заслуживает шанс на то, чтобы добыть его.
— Не нужно! Прошу тебя! — Габриэль поднял голову, на его глазах блестели слёзы. — Я уйду из этого бизнеса, только не бей!
— Если единственной стоящей причиной, чтобы перестать торговать людьми, ты посчитал ствол у своей головы, то ты, как никто другой, заслуживаешь наказания.
— Позволь хотя бы стать спиной!
— А ты позволил ему отвернутся?
Удар. Крик.
— Пожалуй, я так и не научился тогда справедливости, — сказал себе Хантер, подходя к просвету и потирая вспотевший от душного воздуха и жара лоб. — Либо что-то становится совершенным сразу, либо остаётся незавершенным до конца дней.
— Только не говори, что будешь жалеть себя, — сказала фигура, встав рядом.
— Гнилое, — заключил он, проведя пальцем по дереву, из которого, видимо, была сделана дверь вагона. — Подумать только: ещё несколько… недавно я был почти мёртв, а теперь думаю только о том…
—…как бы вернуть себе оружие и пристрелить того, кто запер тебя здесь? Точно.
— Думаю… — он отвёл здоровую ногу назад и, переместив вес на неё, повернулся к двери плечом.
— О да! Да! — фигура встала ему за спину. — Скажи это!
— Пора выбираться отсюда.
Полностью откинув вес тела на здоровую ногу, наёмник накренился назад и, оттолкнувшись от противоположной стены, налетел на дверь. Он знал, что больная нога не выдержит такого напряжения, и его тело просто навалится на гнилые доски — на то и был расчёт. Выломав своим телом дерево, он выпал наружу. Перед глазами плыло. «Кажется, немного ошибся, — сказал он, схватившись за голову. — Так… Шаг… Ещё шаг… Ещё разок… Твою мать!» Вновь опершись на больную ногу, мужчина упал прямо под дерево со странной надписью. Глаза всё ещё ничего не видели, в голову всё ещё била температура и мигрень, всё ещё хотелось спать. «Не закрывать глаза… Не закрывать… глаза», — да, он не хотел уходить в сон — Стреляный Ли отлично знал, что увидит дальше.
Перед глазами мелькнула странная коричневая полоса. Вновь удар петли. Комок волос с головы Габриэля медленно падал на пыльную землю, гонимый ветром. Немного кровоточил лоб, самые широкие артерии на котором, видимо, остались целы. Раздался крик. От страха? От неожиданности? Кто знает. По щеке стекало что-то белое, что-то липкое. Кажется, даже сам мальчик сначала не понял, что одно из лезвий прошло прямо в левый глаз, разминувшись с бровью и лишь немного разрезав нижнее веко. Вытекал белок, разбавленный с кровью и разрезанным надвое зрачком, слезилась глазница. Кажется, глаз ещё шевелился? Вполне возможно. Остаток глазного яблока «ехал» по лезвию, что валялось в полуметре от мужчины — смешивалось с пылью и поглощало собою грязь. Надзиратель даже не сразу осознал то, куда попало второе ответвление кнута, и почему исчез пластырь с его носа… Филигранно, почти профессионально, но по чистой случайности, второе острие забрало с собою половину лица — задев в самом начале кость, прорезая по небольшой диагонали хрящ и снеся одним взмахом все «мягкие ткани», оставив безобразный кусок мяса висеть на чудом не задетом миллиметре кожи. Габриэль схватился за нос… Переносица осталась у него в руке. Он закричал. Снова закричал. Ещё сильнее, чем прежде… Ещё более… отчаянно. Гарсия кинулся к своему сыну, чтобы помочь ему, но не успел — вновь послышался удар.