— …и вот, я приехал сюда… Не знаю, зачем. Зачем вообще было всё то, что происходило со мной в последние недели — не знаю, — взгляд Хантера был устремлён куда-то вниз — в землю, в кромешный-кромешный ад, где ему, как казалось, было самое место. — Хочу просто собраться с силами и… и попытаться искупить то, что сделал в самом начале, пока ещё не поздно. Если уже не поздно…
Нависла тишина. Хантер закрыл глаза и старался не думать вообще ни о чём — смотреть на пустоту такой, какой она и есть. Он чувствовал, как по спине, где-то в правой её части, бегут мурашки — то ли от озноба, который пробирал его даже в плаще, то ли от мысли, от страшной искры разума о том, что он уже больше четырёх лет не имел возможности так просто говорить кому-то правду о прошлом или будущем — не утаивая. И он рассказал обо всём. Почти.
— Хреново, брат, хреново…
Уильям из Джонсборо обернулся и уставился на своего друга — тот сидел с опущенной головой точно так же, как и он сам. Пожалуй, именно из-за этого он и доверял Мафусаилу — тот сохранил поразительную способность к сопереживанию людям, к их пониманию. Весь последующий день они просидели в тишине — до заката оставалась всего пара часов.
— Что будет, когда ты найдешь их? — вдруг спросил товарищ, смотря на смену часовых у переправы.
— Не знаю… Что должно быть?
— Это ты мне скажи, — он поднялся с земли и медленно зашагал в сторону города — сегодня его не покинет уже никто. — Ты же понимаешь, что Девочке будет безопаснее в башне военных? На авианосце, куда забирают всех детей? В море, где нет ещё трупов?
— Понимаю. Я… Я не хочу забирать её. Не хочу отнимать шанс на что-то более…
— …надёжное?
— Нормальное, — Хантер поднялся и рывком нагнал собеседника. — Она маленькая. Ещё маленькая. Мне осталось недолго, чего бы я там не думал. Но сколько? Год? Два? День? Месяц? Она не успеет вырасти — не успеет стать самостоятельной и защитить себя. А это будет значить, что я соврал. Соврал не во благо ни ей, ни себе — вообще никому, — мимо с хохотом промчались дозорные — у них начинался выходной. — Хочу лишь убедиться, что с ней всё в порядке.
— А что с Александрой? Нет, я не имею ввиду… Что у тебя с ней? Ты ведь упомянул её лишь одним словом, и то…
— Не знаю.
— Как это? Тут же, обычно, всё просто…
— Нет… Да… Не знаю. Я не знаю. Она спасла мне жизнь, Мафусаил — лишь несколько людей в этом мире были способны на это. Мне достаточно — я ей должен.
— Хм… Предположим, понятно, однако я не…
Но не успел пилигрим пройти и двух метров, как тут же был сметён пробегающим парнем, который, даже не оглянувшись, скрылся в толпе. Наёмник быстро поднял своего друга, пока тот держался второй рукой за плечо да выкрикивал брань, и оттащил с дороги, по которой неслись ещё несколько фигур.
— Ар… Грёбаные фанатики, — процедил сквозь зубы подбитый, — Это догони! — средний палец во всю свою мощь сиял убегающим вдаль силуэтам.
— Что ещё за «фанатики»? — спросил у друга Хантер, поправив тому капюшон.
— Судьи, чёрт бы их побрал, — отряхнулся собеседник и прохрустел позвоночником.
— А вот сейчас ты вообще нихрена не объяснил.
— Ну, судьи. Знаешь, типа: «Я — закон!» — Мафусаил расставил руки и прокричал в небеса фразу. — Эти судьи. Что, нет? Не знаешь? Действительно не интересовался миром, пока стрелял?
— Приходится.
— Ладно… Ладно! — кивнул собеседник. — Тогда пошли в их сторону. Если эти суки бегают — кому-то крышка. А если бегают не в одиночку — намечается тотальный п… Правосудие намечается, — убавил он тон, оглянувшись по сторонам, и пошагал вперёд. — В общем: судьи эти появились около трёх лет назад — когда канал закончили. Мол: «Город закрепляется здесь окончательно — нужно восстанавливать цивилизованное общество». И, как ты понял, начать решили с закона — добавили никем не регулируемых мудаков с хреновыми атрибутами одежды. Казалось бы — неплохая идея, вот только проблема в том, что над судьями действительно практически никого нет — они подчиняются прямиком местному управлению, которое поглядывает в их сторону раз в пол года — когда народ возникать начинает. О, а вот и они… — кивнул Мафусаил, заходя за угол. — Не думал, что мы так быстро придём.